Западничество — сложившееся в 1830-х—1850-х направление русской общественной и философской мысли, представители которого отрицали идею своеобразия и уникальности исторических судеб России.

Особенности культурного, бытового и общественно-политического уклада России рассматривались западниками как следствие задержек и отставания в развитии. Западники полагали, что имеется единственный путь развития человечества, на котором Россия вынуждена догонять Европу. К западникам относят И. С. Тургенева, В. П. Боткина, Т. Н. Грановского, Н. Х. Кетчера, Е. Ф. Корша, историка и филолога Д. Л. Крюкова, юриста П. Г. Редкина, поэта Н. М. Сатин, также С. М. Соловьёва, Б. Н. Чичерина, К. Д. Кавелина.

В менее строгом понимании к западникам относят всех, ориентированных на западноевропейские культурные и идеологические ценности.

История становления

Сложность состава и постепенность развития европейской культуры, породившие на Западе множество разнообразных и противоборствующих интересов, идей и стремлений, неизбежно отразились и в русском сознании при усвоении ими западной образованности. Помимо различия национальных воздействий, в силу которых между российскими западниками явились англоманы, галломаны и т. д., скоро обнаружились более глубокие различия принципов и направлений.

Для начинателей русской культуры, как Пётр Великий и М. В. Ломоносов, всякие различия закрывались общею противоположностью между западным образованием и домашнею дикостью, между «наукою» и невежеством. Но уже в царствование Екатерины II среди приверженцев западного образования обозначилось резкое разделение двух направлений: мистического и вольномыслящего — «мартинистов» и «вольтерианцев». Лучшие представители обоих, как Н. И. Новиков и А. Н. Радищев, сходились, однако, в любви к просвещению и интересе к общественному благу. После великих общеевропейских движений 1789—1815 гг. русские умы начинают с более полным сознанием относиться к принципам западного развития.

Три фазы

В общем ходе развития последовательно выступали на первый план, хотя и не упраздняли друг друга, три главные фазиса:

1) теократический, представляемый преимущественно римским католичеством,

2) гуманитарный, определившийся теоретически как рационализм и практически как либерализм, и

3) натуралистический, выразившийся в позитивном естественно-научном направлении мысли, с одной стороны, и в преобладании социально-экономических интересов — с другой (этим трем фазисам более или менее аналогично отношение между религией, философией и положительной наукой, а также между церковью, государством и обществом). Последовательность этих фазисов, имеющих несомненно общечеловеческое значение, повторилась в миниатюре и при развитии русской сознательной мысли в XIX века.

Первый, католический момент отразился в взглядах П. Я. Чаадаева, второй, гуманитарный — у В. Г. Белинского и так называемых людей сороковых годов, третий, позитивно-социальный — у Н. Г. Чернышевского и у людей шестидесятых годов. Этот умственный процесс совершился у нас так быстро, что не только некоторые его участники были свидетелями всех трёх фазисов, но иные и сами сознательно переживали в зрелом возрасте переход от одного к другому (например, А. И. Герцен — от второго к третьему).

Когда последний из трёх фазисов европейского развития достаточно определился в своих положительных и отрицательных сторонах, для всех проницательных и добросовестных умов как на Западе, так и у нас стало ясно, что каждая из стадий этого процесса заключает в себе нечто положительное и непреходящее, а напряженная вражда и исключительность соответствующих начал имеет, напротив, лишь отрицательное и временное значение. Едва ли кто решится ныне серьёзно объявить, например, религиозную или метафизическую потребность продуктом невежества, навсегда упраздненным успехами науки. Если же все начала, последовательно выступавшие на первый план в западном развитии, одинаково имеют право на существование, то задача истинной культуры заключается в установлении между ними правильного, на внутреннем их смысле основанного соотношения и взаимодействия. Эта задача, поставленная западным развитием, не имеет в себе, однако, ничего исключительно-западного. Вопросы об отношении веры и разума, авторитета и свободы, о связи религии с философией и обеих с положительною наукой, далее вопросы о границах между личным и собирательным началом, а также о взаимоотношении разнородных собирательных целых между собою, вопросы об отношении народа к человечеству, церкви к государству, государства к экономическому обществу — все эти и другие подобные вопросы одинаково значительны и настоятельны как для Запада, так и для Востока.

Удовлетворительного их решения ещё не дано ни там, ни здесь, и следовательно, работать над ними должны вместе и солидарно друг с другом все деятельные силы человечества, без различия стран света; а затем уже в результатах работы, в применении общечеловеческих принципов к частным условиям местной среды сами собою сказались бы все положительные особенности племенных и народных характеров. Такая «западническая» точка зрения не только не исключает национальную самобытность, но, напротив, требует, чтобы эта самобытность как можно полнее проявлялась на деле. От обязанности совместного культурного труда с прочими народами противники «западничества» отделывались произвольным утверждением о «гниении Запада» и бессодержательными прорицаниями об исключительно великих судьбах России. Желать своему народу величия и истинного превосходства (для блага всех) свойственно каждому человеку, и в этом отношении не было различия между славянофилами и западниками. Последние стояли только на том, что великие преимущества даром не даются и что когда дело идет не о внешнем только, но и о внутреннем, духовном и культурном превосходстве, то оно может быть достигнуто только усиленною культурною работой, при которой невозможно обойти общих, основных условий всякой человеческой культуры, уже выработанных западным развитием. З. желали действительного величия России, и их девизом в борьбе против славянофильских притязаний могли служить следующие слова Бэкона Веруламского (в предисловии к «Instauratio magna»): «воображаемое богатство есть главная причина бедности; довольство настоящим препятствует заботиться о насущных потребностях будущего».

После того, как «воображаемое богатство», то есть идеальные представления и пророчества старого славянофильства, сами собою бесследно испарились, уступив место безыдейному и низменному национализму, взаимное отношение двух главных направлений русской мысли значительно упростилось, вернувшись (на другой ступени сознания и при иной обстановке) к тому же общему противоположению, которым характеризовалась эпоха Петра Великого: к борьбе между дикостью и образованием, между обскурантизмом и просвещением.