Нил Сорский
| Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно общим правилам и указаниям. |
| Нил Сорский | |
 | |
| Дата рождения: | 1433 г. |
| Дата смерти: | 7 мая 1508 г. |
Нил Сорский (в миру Николай Майков) (1433, Москва — 1508) — святой, знаменитый деятель русской церкви. Сведения о нём скудны и отрывочны. Память его празднуется 7 (20) мая в день преставления и в 3-ю Неделю по Пятидесятнице вместе с Соборам Новгородских святых.
Родился в крестьянской семье; прозванье его было Майков.
До поступления в монашество Нил Сорский занимался списыванием книг, был «скорописцем».
Более точные сведения о Ниле Сорском известны, когда он стал иноком. Постригся Нил Сорский в Кирилло-белозерском монастыре, где со времён самого основателя хранился глухой протест против землевладельческих прав монашества.
Преподобный Кирилл сам не раз отказывался от сел, которые предлагались его монастырю благочестивыми мирянами; те же взгляды были усвоены и его ближайшими учениками (см. «заволжские старцы»).
Совершив путешествие на Восток, в Палестину, Константинополь и Афон, Нил Сорский особенно долго пробыл на Афоне, и едва ли не Афону был больше всего обязан созерцательным направлением своих идей.
По возвращении в Россию (между 1473 и 1489 гг.) Нил Сорский основывает скит, собирает около себя немногочисленных последователей, «которые были его нрава», и отдается замкнутой, уединённой жизни, интересуясь в особенности книжными занятиями.
Bсе действия свои он старается обосновать на непосредственных указаниях «божественного писания», как единственного источника познания нравственных и религиозных обязанностей человека.
Продолжая заниматься перепиской книг, он подвергает списываемый материал более или менее тщательной критике. Он списывает «с разных списков, тщася обрести правый», делает свод наиболее верного: сличая списки и находя в них «много неисправленна», старается исправить, «елико возможно его худому разуму».
Если иное место ему кажется « неправым», а исправить, не по чему, он оставляет в рукописи пробел, с заметкой на полях: «От зде в списках не право», или: «Аще где в ином переводе обрящется известнейше (правильнее) сего, тамо да чтется», — и оставляет так пустыми иногда целые страницы.
Вообще он списывает только то, что «по возможному согласно разуму и истине…». Все эти черты, резко отличающие характер книжных занятий Н. Сорского и самый взгляд его на «писания» от обычных, господствовавших в его время, не могли пройти для него даром.
Несмотря на свои книжные занятия и любовь к замкнутой, уединённой жизни, Нил Сорский принял участие в двух важнейших вопросах своего времени: об отношении к так наз. «новгородским еретикам» и о монастырских имениях. В первом случае, его влияние (вместе с учителем его Паисием Ярославовым) мы можем только предполагать; во втором случае, напротив, он выступил инициатором. В деле о новгородских еретиках и Паисий Ярославов, и Нил Сорский держались, по-видимому, более веротерпимых взглядов, чем большинство тогдашних русских иерархов, с Геннадием новгородским и Иосифом Волоцким во главе.
В 1489 г. новгородский архиерей Геннадий, вступая в борьбу с ересью и сообщая о ней ростовскому архиепископу, просит последнего посоветоваться с жившими в его епархии учеными старцами Паисием Ярославовым и Н. Сорским и привлечь их к борьбе. Геннадий и сам хочет поговорить с учеными старцами и приглашает их даже к себе. Неизвестны результаты стараний Геннадия: кажется, они были не совсем таковы, как он желал.
По крайней мере, больше мы не видим никаких сношений Геннадия ни с Паисием, ни с Н. Сорским; к ним не обращается и главный борец с ересью, Иосиф Волоколамский. Между тем, оба старца не относились к ереси безучастно: оба они присутствуют на соборе 1490 г., разбиравшем дело еретиков, и едва ли не влияют на самое решение собора.
Первоначально все иерархи «стали крепко» и единогласно заявили, что «вся (всех еретиков) сожещи достоит» — а в конце собор ограничивается тем, что проклинает двух-трёх попов-еретиков, лишает их сана и отсылает обратно к Геннадию. Важнейшим фактом жизни Н. Сорского был его протест против землевладельческих прав монастырей, на соборе 1503 г. в Москве.
Когда собор уже близился к концу, Н. Сорский, поддерживаемый другими кирилло-6елозерскими старцами, поднял вопрос о монастырских имениях, равнявшихся в то время трети всей государственной территории и бывших причиной деморализации монашества. Ревностным борцом за идею Н. Сорского выступил его ближайший «ученик», кн.-инок Вассиан Патрикеев (Вассиан Патрикеев Косой (до монашества — князь Василий Иванович Патрикеев).
Н. Сорский мог видеть только начало возбужденной им борьбы; он умер в 1508 г. Перед кончиной Н. Сорский написал «Завещание», прося своих учеников «повергнуть тело его в пустыне, да изъедят é зверие и птица, понеже согрешило к Богу много и недостойно погребения». Ученики не исполнили этой просьбы: они с честью похоронили его.
Неизвестно, был ли Н. Сорский канонизован формально; в рукописях изредка встречаются следы службы ему (тропарь, кондак, икос), но, кажется, это было лишь местной попыткой, да и то не утвердившейся. Зато на всем протяжении нашей древней литературы лишь за одним Н. Сорским, в заглавиях его немногочисленных сочинений, осталось имя «великого старца».
Литературные произведения Н. Сорского состоят из ряда посланий к ученикам и вообще близким людям, небольшого Предания ученикам, кратких отрывочных Заметок, более обширного Устава, в 11 главах, и предсмертного Завещания. Дошли они в списках XVI—XVIII вв. и все изданы (большинство и важнейшие — крайне неисправно).
Главным сочинением Н. Сорского является монастырский устав, в 11 главах; все остальные служат как бы дополнением к нему. Общее направление мыслей Н. Сорского — строго аскетическое, но в более внутреннем, духовном смысле, чем понимался аскетизм большинством тогдашнего русского монашества.
Иночество, по мнению Н. Сорского, должно быть не телесным, а духовным, и требует не внешнего умерщвления плоти, а внутреннего, духовного самосовершенствования.
Почва монашеских подвигов — не плоть, а мысль и сердце. Намеренно обессиливать, умерщвлять свое тело излишне: слабость тела может препятствовать в подвиге нравственного самоулучшения.
Инок может и должен питать и поддерживать тело «по потребе без мала», даже «успокоивать его в мале», снисходя к физическим слабостям, болезни, старости. Непомерному пощению Нил Сорский не сочувствует.
Он враг вообще всякой внешности, считает излишним иметь в храмах дорогие сосуды, золотые или серебряные, украшать церкви: ещё ни один человек не осужден Богом за то, что он не украшал храмов. Церкви должны быть чужды всякого великолепия; в них нужно иметь только необходимое, «повсюду обретаемое и удобь покупаемое».
Чем жертвовать в церкви, лучше раздать нищим. Подвиг нравственного самосовершенствования инока должен быть разумно-сознательным. Инок должен проходить его не в силу принуждений и предписаний, а «с рассмотрением» и «вся с рассуждением творити». Нил Сорский требует от инока не механического послушания, а сознательности в подвиге.
Резко восставая против «самочинников» и «самопретыкателей», он не уничтожает личной свободы. Личная воля инока (а равно и каждого человека) должна подчиняться, по взгляду Н. Сорского, только одному авторитету — «божественных писаний». «Испытание» божественных писаний, изучение их — главная обязанность инока.
Недостойная жизнь инока, да и вообще человека, исключительно зависит, по мнению Н. Сорского, «от еже не ведети нам святая писания…». С изучением божественных писаний должно быть, однако, соединено критическое отношение к общей массе письменного материала: «писания многа, но не вся божественна».
Эта мысль о критике была одной из самых характерных в воззрениях и самого Н. Сорского, и всех «заволжских старцев» — и для тогдашнего большинства грамотников совершенно необычной. В глазах последних всякая вообще «книга» являлась чем-то непререкаемым и боговдохновенным. И книги Св. Писания в строгом смысле, и творения отцов церкви, и жития святых, и правила св. апостолов и соборов, и толкования на эти правила, и добавления к толкованиям, явившиеся впоследствии, наконец, даже и разного рода греческие «градстии законы», то есть указы и распоряжения византийских императоров, и другие дополнительные статьи, вошедшие в Кормчую — все это в глазах древнерусского читателя являлось одинаково неизменным, одинаково авторитетным.
Иосиф Волоколамский, один из ученейших людей своего времени, прямо, напр., доказывал, что упомянутые «градстии законы» «подобни суть пророческим и апостольским и св. отец писаниям», а сборник Никона Черногорца смело называл «боговдохновенными писаниями». Понятны, поэтому, укоры со стороны Иосифа Нилу Сорскому и его ученикам, что они «похулиша в русской земле чудотворцев», а также тех, «иже в древняя лета и в тамошних (иностранных) землях бывших чудотворцев, чудесем их вероваша, и от писания изметаша чудеса их». Одна попытка сколько-нибудь критического отношения к списываемому материалу казалась, таким образом, ересью.
Стремясь к евангельскому идеалу, Нил Сорский — как и все направление, во главе которого он стоял, — не скрывает своего осуждения тем нестроениям, которые он видел в большинстве современного русского монашества. Из общего взгляда на сущность и цели иноческого обета непосредственно вытекал энергический протест Н. Сорского против монастырских имуществ. Всякую собственность, не только богатство, Нил Сорский считает противоречащей иноческим обетам.
Инок отрицается от мира и всего, «яже в нем» — как же он может после этого тратить время на заботы о мирских имуществах, землях, богатствах? Иноки должны питаться исключительно своими трудами, и даже подаяния могут принимать только в крайних случаях. Они не должны «не точию не имети имения, но ни желати то стяжавати»…
Обязательное для инока столь же обязательно и для м-ря: монастырь есть лишь собрание людей с одинаковыми целями и стремлениями, и предосудительное иноку предосудительно и для м-ря. К отмеченным чертам присоединялась, по-видимому, уже у самого Н. Сорского религиозная терпимость, столь резко выступившая в писаниях его ближайших учеников.
Литературным источником сочинений Н. Сорского был целый ряд патристических писателей, с творениями которых он познакомился особенно во время пребывания своего на Aфоне; ближайшее влияние на него имели сочинения Иоанна Кассиана Римлянина, Н. Синайского, Иоанна Лествичника, Василия Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова и Григория Синаита. На некоторых из этих писателей Нил Сорский особенно часто ссылается; некоторые сочинения их и по внешней форме, и по изложению особенно близко подходят, напр., к главному сочинению Н. Сорского — «Монастырскому уставу».
Ни одному из своих источников Нил Сорский, однако, не подчиняется безусловно; нигде, напр., он не доходит до тех крайностей созерцания, которыми отличаются сочинения Симеона Нового Богослова или Григория Синаита.
Монастырский устав Н. Сорского, с присоединением в начале «Предания учеником», издан Оптиной пустынью в книге «Преп. Н. Сорского предание учеником своим о жительстве скитском» (М., 1849; без всякой научной критики); послания напечатаны в приложении к книжке: «Преп. Н. Сорский, первооснователь скитского жития в России, и его устав о жительстве скитском в переводе на русский язык, с приложением всех других писаний его, извлеченных из рукописей» (СПб., 1864; 2 изд. M., 1869).
Литература 
Литература о Н. Сорском подробно изложена в предисловии к исследованию А. С. Архангельского: «Н. Сорский и Вассиан Патрикеев, их литературные труды и идеи в древней Руси» (СПб., 1882).
