ИГОРЬ ЗОЛОТОВИЦКИЙ: «ОТ ЧРЕЗМЕРНЫХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ ЛЮДИ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В РАСТЕНИЯ»

Герои, которых играет Игорь Золотовицкий, яркие, харизматичные, привлекающие внимание и настолько настоящие, будто драматургом для них была жизнь, и никто иной. «Москва», «Такси-блюз», «Дура», «Заяц над бездной», «В городе Сочи темные ночи», «Обыкновенное чудо» — вот только несколько фильмов из списка тех, в которых можно его увидеть. Кроме того Игорь Яковлевич работает во МХАТе имени Чехова и преподает в Школе-студии МХАТ. В разговоре с журналистом РуДата актер рассказал о том, почему отказался снимать сериал «Моя прекрасная няня», к произведениям какого писателя он постоянно возвращается в своем творчестве и сколько времени еще протянет «Комеди клаб».

Говорите, ваш сайт о кино?

Да.

А я вяло киношный. История с кино у меня грустная.

Почему? Вам хотелось бы, чтобы было по-другому, или вы сами выбираете вариант, в котором театра в вашей жизни больше?

Я бы хотел, чтобы у меня в жизни было кино другого качества. Мне не стыдно за то, что я делаю, но это отсутствие стыда не значит, что это то, что я хотел бы для себя в кино, потому что в театре, конечно, в этом смысле я более самодостаточен. Там есть такие роли, где я могу что-то сделать для себя важное.

А в театре ведь всегда так, мне кажется…

Ну, почему… Есть фильмы последнего времени, наши фильмы, которые мне нравятся.

Например?

«Дикое поле».

Фильм «Все умрут, а я останусь» мне понравился. Не могу сказать, что предыдущие работы Гай Германики из тех, что я видел, произвели на меня такое впечатление. «День рождения инфанты», например, — это не для моих нервов. Но то, что она талантливый человек, и кино это правильное — это несомненно.

В каком смысле правильное? Правдивое?

А мне кажется, что правдивое кино — это не так уж и хорошо. Для меня «Груз-200» — правдивое кино, но мне кажется, что вызывать чувство тошноты не является предназначением какого-либо искусства. А тем более, что снял этот фильм талантливый

человек.

Может быть, Балабанов специально так сделал, чтобы мы ужаснулись.

Специально, конечно. Но добиться того, чтобы мы ужаснулись, можно другими способами. «Груз-200» и «Все умрут, а я останусь» — это две большие разницы. Хотя по жесткости один фильм стоит другого. Единственное замечание, что те, для кого Валерия делала свой фильм, его ведь и не посмотрят.

Подростки?

Нет, их родители. А детям зачем смотреть? Они итак все знают.

Еще мне понравился ностальгический фильм Карена Шахназарова про 60-е годы «Исчезнувшая империя».

А я к чему это говорю? — Чтобы пожаловаться. Хоть «Груз-200», к примеру, мне не нравится, но пусть бы он был в моей жизни, потому что это событие, и это, безусловно, предмет для разговора. Это настоящее большое кино. А мне похвастаться, к сожалению, нечем. Ну, да, мне приятно, не стыдно, но не более.

А что вы сами хотели бы сделать в кино?

Мне нравится, как американцы, англичане адаптируют классику, делают ремэйки классических произведений. Я видел фильм, где показана репетиция Чеховской пьесы. Актеры сидят за столом и читают, ходят, разговаривают, называют друг друга Чеховскими именами, а мы понимаем, что у них в жизни происходит все то, что описано в пьесе.

Сейчас мы репетируем «Иванова» Чехова. И там так интересно копаться, придумывать, что же людей так мучает, почему они вдруг страдают.

Все мои любимые фильмы связаны с кризисом, с чем-то социальным, — это и «Заводной апельсин», и «Пролетая над гнездом кукушки». Хочется чего-то такого же мясного!

Я ревностно отношусь к своей профессии. Для меня совершенно неприемлемо то, что считается, что любой прохожий может играть в тех же сериалах. Все-таки профессия актера — это не выучить текст и сказать его органично. Вообще любой человек может ОДИН раз сыграть гениально, но это не значит, что он актер. Актер — это человек, который повторяет эмоции, или который может сочинить эмоции, украсть их. Юра Стоянов говорит, что актерство — это понять природу обаяния. Это правильно. Но природа обаяния сама по себе не достаточна. Как угодно можно относиться к тому же Балабановскому «Морфию», но ты смотришь на этих людей, и понимаешь, что это настоящие актеры.

Мне не нравится, что телевизионным продуктом выхолащивается профессия. Я своим ребятам-студентам говорю, что для того, чтобы сниматься в сериалах, ничего не надо.

Только в типаж попасть?

Ну, да. И быть свободным человеком, то есть чтобы глаза не бегали, а для этого недели достаточно.

Мне кажется, что наша профессия очень трудная, и в ней должны быть люди, которые что-то хотят сказать, а не просто несколько раз в неделю появиться на экране и думать, что они ею владеют, — ничего подобного!

Профессии театрального и киноактера разные?

Конечно. По специфике. Театр — это долговременная вера в предлагаемые обстоятельства. В театре я на протяжении трех часов должен верить, что я Гамлет. А в кино я верю, что я Гамлет, две минуты, потом у меня перерыв, а потом опять на две минуты я должен поверить, что я Гамлет. В кино другая природа наслаждения профессией, если вообще в кино она есть. В кино ты понимаешь, получилось у тебя или нет, опосредованно. А театр — это сиюсекундное понимание эмоций. В театре ты сразу получаешь кайф от того, что страдаешь на сцене, или что смеешься, что зал молчит, потому что он тебя слушает, или зал спит, потому что не слушает тебя.

Театр, в этом смысле, — как магия, а кино — своеобразный обман?

Театр ты смотришь, а кино тебе показывают. Кто-то умный это сказал.

Что касается классики. Вы же играли в фильме «Москва». Он по Чеховским «Трем сестрам»…

Я играл там, не зная, что это за фильм. Позвонил мне Зельдович (прим.: режиссер), говорит: «У меня завтра съемки фильма „Москва“. Ты не мог бы приехать? Я тебе расскажу сейчас, что надо играть». Пришел, дали текст, все сделал. Но фильм я не видел, и себя в нем тоже. Я знал только, что это Сорокинский сценарий, а про Чехова мне никто и не намекнул.

У меня еще есть такой фильм по классике «Дура».

Вот если вы меня спросите, какие у меня в театре «этапные» работы, я назову. У меня есть «Чинзано», которую мы в молодости делали, сейчас спектакли, которые идут, которые репетируем. А в кино иначе. В «Такси-блюз» есть эпизод, и за это, конечно, не стыдно. Но, само собой, хотелось бы в такого рода фильмах сыграть и что-то помасштабнее. Есть фильм — первый фильм Сергея Бодрова-старшего — «Непрофессионалы», примерно 87-го года. Снимали его на «Казах-фильме», в нем играла еще и Валентина Илларионовна Талызиной. Черно-белое кино прекрасное. Отличный сценарий был про лабухов, которые ездят по пионер-лагерям, играют «Земля в иллюминаторе» и крадут корову из дома престарелых. Так четко показан дух того времени. Вот именно таких вещей и не хватает, в которых можно что-то сказать.

Я слышала, что вы занимаетесь постановкой Гоголя в театре…

Это будет уже третья постановка по Николаю Васильевичу. Я ставил во Франции «Женитьбу», но это было довольно давно. Затем ставил «Шинель» с Сашей Феклистовым, и он даже получил «Золотую маску» за этот моноспектакль. И сейчас вот опять «Женитьба». Я обожаю это произведение.

Кто-то сказал, что очень легко быть загадочным и непонятным, и очень трудно быть простым и доступным. И, несмотря на то, что сам Гоголь был загадочным, у него такая доступная, понятная литература.

Вот вы одинокий человек, по большому счету?

По большому счету, все одинокие.

Конечно. И потому интересно, что это за условности — жениться — не жениться. Нужно ли жениться? Нужно жениться к этому возрасту, и почему к этому возрасту? А ведь в Европе возрастной ценз людей, вступающих в брак, 37-38 лет, поэтому она такая малосемейная по сравнению с Азией. Почему люди вдруг созданы, чтобы быть вместе, а они не вместе? А кому нельзя быть вместе — те сходятся?

Интересно чтобы вот такой историей заниматься, а не просто расследовать убийство в халтурном сериале. Сейчас ведь режиссером может быть любой!

Ну, режиссером-то, наверное, все-таки не любой…

Любой! Вы не знаете, у кого я снимался. Я не понимаю, почему им дают снимать, когда они не могут двух слов связать. Но это я, конечно, про телевизор говорю. В полном метре немного иначе, потому что там другой подход продюсеров к выбору режиссера. А в сериале продюсеру не важно, кто режиссер. Более того — не важно и кто актер! И какая история! Важна только реклама в перерывах между частями, которая отбивает затраты на сериал в геометрической прогрессии. Так было до недавнего времени. Сейчас такая шелуха немного отсеялась, потому что кризис, и рекламодатели так просто деньги за эфирное время не платят, сейчас уже хотя бы история должна быть.

Мне предлагали снимать такой кошмар. Я спрашиваю: «А почему вы мне это предлагаете?» Мне отвечают: «Ну, может, ты что-нибудь придумаешь здесь, что-нибудь перепишешь…»

А почему предлагают снимать такие вот «никакие» истории? Разве же нет стоящих?

Потому что, как говорят, пипл хавает. К сожалению. Он хавает простое, примитивное.

Но просветительство ведь никто не отменял, в том числе и из «ящика». Я за «Комеди клаб» и «Аншлаг», но в ограниченных количествах. Ни в чем нельзя перебарщивать. Это все должно быть, но также должна быть и «Школа злословия», например. Пусть мне не всегда нравится, как там все позиционируется, но это заставляет думать людей.

А ситкомы?

Американские ничего, потому что у них технология отработанная. Хотя сейчас наши уже тоже навострились. Допустим, «Папины дочки», мне кажется, довольно профессиональный. И не потому, что там играет моя ученица (прим.: Мирослава Карпович), а потому что он хорошо сделан. «Счастливы вместе» мне очень не нравится. Мне кажется, там все как-то жирновато. «Няня»? Ну, наверное, там тоже найден свой подход.

Кстати, а вы знаете, что были переговоры по поводу того, чтобы я ее снимал? Но я посмотрел американский аналог «Моей прекрасной няни», и понял, что мне нужно было бы уйти отовсюду — из театра, из школы-студии, и заниматься только этим. Я не был к такому готов. Потом этот проект наладил Алеша Кирющенко, и актеры попали с ним в жанр. Актеры ведь зависимые люди, им обязательно нужен режиссер. Говорят, что до Кирющенко, с другим режиссером, который не попал в жанр, первые несколько серий были просто кошмар — с этими же актерами!

Но не должны быть кругом только ситкомы, только выходцы из КВНа — просто не может такого быть. Нельзя все время развлекать, развлекать. Люди от этого в растения превращаются.

Продюсеры говорят, что они показывают то, что хотят зрители. Ведь если им не нравится один канал, они могут переключить на другой.

Не согласен я с этим. Не зритель СМОТРИТ, а зрителю ПОКАЗЫВАЮТ. У бабушки из Рязани пенсия 4 тысячи рублей, и я не уверен, что у нее телевизор показывает больше двух каналов. Они говорят, что дело в бабушке, а я говорю, что дело в них. Это очень удобно — сказать, что у нас бабушка дебилка, и поэтому мы ей показываем дебильное кино. А я говорю, что она не дебилка. Покажите ей нормальное кино, покажите ей Тарковского — она поймет. Только показывайте месяц подряд.

Правда ли, что вы снимаетесь с этим самым «Комеди клаб» в «Самом лучшем фильме-3»?

Они мне предлагали, я отказался, потому что мне не понравился первый фильм. Я так себя зауважал (смеется). Они мне в ответ: «Но вы даже не знаете, какие деньги мы предлагаем». Я говорю: «Никакие деньги меня не соблазнят, я гордый». Хорошо еще, что успел трубку положить, чтобы они сумму не назвали, потому что, если бы назвали, может быть, я бы и передумал. Унизить меня нельзя, но купить меня можно (хохмит).

На самом деле они очень талантливые люди, но нельзя, чтобы тебя было много, должно наоборот не хватать. От такого производства шуток ты выхолащиваешься. Интересен намек, ирония, с которых они и начали.

Один из моих любимых фильмов — «Ленни» Боба Фосси, с Хофманом. Ленни Брюс был сценическим юмористом и занимался политической сатирой, то есть шутил на злобу дня. Он оказался социальным обличителем, его все время арестовывали. А мой любимый клоун — испанец Лео Басси, которого привозил в Москву Полунин. Это прекрасно, ребята! Выходит толстячок с портфелем, в галстуке, и провокации у него такие!.. При чем провокации свободного человека в мире, который не разрешает быть свободным. Это одновременно и смешно, и глупо, и умно, и больно, и страшно. И в конце он говорит: «А иногда мне хочется облиться медом, и чтобы на меня пух летел», берет банку с медом, льет на себя, начинает лететь пух, и он превращается в снежного человека, свободного. Но до такого ведь нужно дотянуться! Я еще год этим нашим ребята даю, дальше они не выдержат, перейдут в какие-то другие структуры. Они и сами это понимают. А ведь главная подмена в том, что выдают за актерство то, что в действительности просто шоу.

16 сентября 2009 года, корреспондент Евгения Гутникова