Карен Шахназаров 03.jpg Карен Шахназаров

Сегодня на 31 ММКФ состоялся премьерный показ фильма Карена Шахназарова «Палата № 6», сценарий к которому был написан режиссером совместно с Александром Бородянским ещё 20 лет назад, когда предполагалось, что роль доктора Рагина сыграет Марчелло Мастрояни. По разным причинам съемки картины пришлось отложить. Мысль вернуться к отложенному сценарию появилась у режиссера во время съемок «Исчезнувшей империи», где будущий исполнитель роли доктора Рагина — Владимир Ильин — блистательно сыграл эпизодическую роль. Съемки «Палаты № 6» проходили в интернате для душевнобольных, которые участвовали в картине наравне с другими актерами.
На пресс-конференции, посвящённой премьере фильма, Карен Шахназаров, сценарист Алексей Бородянский, актёры Владимир Ильин и Алексей Вертков рассказали о непростой истории создания фильма.

Карен Шахназаров: У этой картины достаточно странная история. Во-первых, она очень долгая: 20 лет назад мы с Александром Бородянским написали сценарий по предложению итальянского продюсера. Изначально предполагалось, что доктора Рагина должен играть Марчелло Мастрояни, поскольку у продюсера был с ним контракт. Нам пришло в голову экранизировать «Палату № 6» Антона Павловича Чехова, тогда мы, собственно, и решили перенести действие повести в современность. Итальянской стороне хотелось снимать более традиционное кино, костюмированный фильм, и я думаю, что они наверно были правы, так как для такой мега-звезды, как Мастрояни, может быть, было неорганично принимать участие в фильме с такой концепцией. В результате мы решили сделать все же так, как задумали, я думаю, это было правильным решением. Мы мало изменили сценарий, только осовременили, немного добавили документальных кадров — в начале картины, когда идут три документальных интервью с настоящими пациентами клиники.

	Владимир Ильин с женой Панкратов Стычкин.jpg Владимир Ильин с женой, Александр Панкратов-Черный, Евгений Стычкин

Петр Шепотинник: Современность имеет свойства изменяться больше, чем что бы то ни было. Сегодняшний день в фильме всё-таки откорректирован?
Карен Шахназаров: В 1989 году, когда началась съемка, был разгар перестройки — острый момент в истории нашей стране, и много было мотивов — диссиденты, психушки и прочее. Думаю, в то время в картине, как ее ни сними, элемент политических сравнений все равно бы присутствовал. И в то время воспринимался бы гораздо острее. И мне это кажется не совсем правильным для Чехова, поскольку он намного глубже, намного правдивее, чем наши попытки пристегнуть кино к какой-то сегодняшней ситуации.

Вопрос: У Вас очень странный повествователь в картине, который сначала берет интервью у пациентов, потом расспрашивает персонажей. В первой сцене он ведет себя как интервьюер, пришедший с телевидения. Во второй уже допрашивает персонажей как следователь, и ему сообщают уже такие вещи, которые обычно не сообщают интервьюеру, как кто-то воровал, например. Каким представлялся Вам образ этого интервьюера? Второй вопрос. Алексей Вертков в некоторых ракурсах Вашего фильма поразительно похож на Малкольма Макдауэлла. Это сделано сознательно? Подобное сходство неизбежно вызывает большой ассоциативный ряд. В какой мере Вы его планировали и что, собственно, хотели показать?
Карен Шахназаров: Всё, что говорится в форме интервью — это чеховские ремарки, которые мы привели в прямой речи и, действительно, позволили себе усилить некоторые моменты: главврач, например, говорит про себя, что он гарем организовал. Здесь присутствует мера условности, но мы не меняли абсолютно чеховские диалоги, пытались их осовременить. Один из замыслов в этой картине состоял в том, чтобы полностью сохранить чеховскую прозу, чеховский диалог именно в том виде, в каком написал Чехов, и перенести диалог в наши дни, поместить в реальную жизнь, в реальную психиатрическую лечебницу. Что касается Алексея Верткова, я стал замечать его сходство только после того, как кто-то сказал мне об этом. Есть такая странность. Кстати, несостоявшаяся «Палата № 6» в значительной степени перетекла в «Цареубийцу», мы стали снимать «Цареубийцу» и очень много использовали материала, который накопился для «Палаты № 6». В «Цареубийце» играл Макдауэлл. В этом тоже есть странность. Но Алексей Вертков для меня — одно из самых важных открытий как актер, и я думаю, что его индивидуальность все равно необыкновенно самобытна. Он прежде всего Вертков, а не Макдауэлл.

	Алексей Вертков 01.jpg Алексей Вертков

Вопрос: Сложилось впечатление, будто люди, живущие в этой палате, гораздо более здоровые, более нравственные, душевные, чем люди, их окружающие. На этом специально был сделан акцент в фильме?
Карен Шахназаров: Так Чехов написал. Естественно, эти мысли возникают, вы правы. Возникают, особенно когда долго работаешь в этой среде. Но это тоже есть истина, и отличие этих душевнобольных людей от нас, здоровых, в том, что у них очень естественные реакции. Они как дети, и в этом смысле всегда лучше нас. Поэтому сказать, что сделано это сознательно не могу, ну да эта тема, наверно, появляется, но мне кажется, что это все так, как написал Антон Павлович Чехов.

Петр Шепотинник: Владимир, а вот этот переход из нормального состояния в ненормальное потребовал от Вас каких-то дополнительных затрат психического здоровья, как-то повлиял на Вас?
Владимир Ильин: Я первый раз смотрел фильм и увидел, что нельзя было даже сотой доли подыгрывать. Я не увидел никакого перехода, если пришлось показывать этот переход, то надо как раз ничего не играть. Мне кажется, перехода не случилось.

Вопрос: В первых интервью, которые записывались с душевнобольными, они отвечали от себя или читали тексты, которые Вы им давали? Если это Ваши тексты, как Вы с этими пациентами работали? Второй вопрос касается изображения: оно такое ядовито сизое, Вы выбрали такой вариант изображения намеренно, что передать максимально эстетику телерепортажей?
Карен Шахназаров: Интервью перед титрами — это реальные слова пациентов лечебницы. Дальше в картине есть фрагменты документальные, когда, например, больной, считающий себя художником, рассказывает о себе. В этих эпизодах тоже снимались реальные больные, но тексты они говорят наши. Хотя, надо заметить, эти тексты были записаны в свое время со слов душевнобольных, когда мы работали над «Палатой» еще раньше, обходили клиники, записывали беседы. Кстати, часть записанных тогда текстов тоже вошла потом в «Цареубийцу».
Как мы с ними работали? Нормально работали, они — замечательные люди, они все понимают. К сожалению, у большинства этих людей ужасная судьба. Их существование — что 20 лет назад, что сейчас — катастрофическое. И в этом смысле, мне кажется, в обществе должны быть созданы условия для их нормальной жизни. Как правило, эти люди все заброшены, у них нет документов, ничего нет. Они всю жизнь живут так и рядом с интернатом есть кладбище, где их хоронят. Это ужасное существование. Наверно, было бы правильно, если бы мы все старались, чтобы хотя бы материально они жили более пристойно. Более того, я думаю, что большинство из них, если бы им были созданы определенные условия, могли бы вполне стать нормальными членами общества. Очень многое связано с тем, что у них нет документов, они обречены. Может, кто-то из них не стал философом или доктором экономических наук, но они вполне могут заняться какой-то деятельностью.
Что касается изображения, то мы снимали на трёх камерах, 35 мм, есть боковая камера, но это было связано с определенными задачами, которые мы ставили себе. Задействованы были камера телевизионная, бытовая камера. Мы стремились адаптировать изображение к телевизионному. Если вы заметили, монтаж довольно свободный, но, во всяком случае, нам казалось, что снимать надо именно так.

	Алексей Вертков Стычкин Евгений.jpg Алексей Вертков и Евгений Стычкин

Петр Шепотинник: Александр, каково это быть в известной степени соавтором Чехова?
Александр Бородянский: Я, во-первых, не соавтор Чехова, я его, как модно говорить, адаптатор. Я вообще противник экранизаций, где классику используют как повод для своих высказываний о жизни, меняют её — и от классики ничего не остается.
То, что говорил Карен Георгиевич о людях, которые лежат в клинике, не будучи душевнобольными, это правда. Поверьте мне, каждый может там оказаться. Это правда. Когда мы собирали материал, у нас были примеры, подтверждающие слова Карена Георгиевича о людях, которые не были больными, но лежали в клинике.

Вопрос: Вникая в души этих людей, вы, по существу, как в театре и кино, эксплуатируете эти души. Поэтому появляется законный вопрос: какую цель Вы преследовали этой картиной — вызвать сострадание?
Карен Шахназаров: Я не могу сказать, что, когда я снимаю кино, у меня есть какая-то цель. Мне интересна история. В данном случае мне была интересна «Палата № 6», мне хотелось перенести ее на экран наиболее близко к моему пониманию того, как она написана Антоном Павловичем Чеховым. Поэтому я не могу сказать, что я собирался переустроить мир. Думаю, и Антон Павлович не хотел переустроить мир, он был слишком умен для того, чтобы ставить перед собой такие цели. Я думаю, он описал эту историю так, как ее увидел. Если она вызывает сострадание, если фильм вызывает какие-то эмоции у зрителя, я считаю, что моя задача как автора выполнена, потому что кино должно вызывать эмоции. Если это комедия, люди должны смеяться, если это драма или трагедия — люди должны сострадать, плакать.
Я не хотел бы, чтобы наш разговор превращался в медицинский. Могу только рассказать интересную историю. Когда мы ездили в лечебницу, нам говорили — так в жизни не бывает, главврачи не становятся пациентами, это Чехов придумал. Но когда-то мы приехали в Ярославль, нас водил по клинике главный врач и вдруг сказал, что в лечебнице лежит бывший главврач. Но давайте не будем касаться медицинского аспекта, мне кажется, он здесь не очень нужный.

Вопрос: Религиозная тема в фильме очень акцентирована по сравнению с Чеховым. Это и тогда, 20 лет назад, так было или все-таки сейчас что-то изменилось?
Карен Шахназаров: Одно дело, когда ты готовишь тему, совсем другое дело, когда актер, живой актер, тем более такого класса, как Владимир Ильин и Алексей Вертков, начинают работать. Тут ты открываешь для себя такие вещи, которые не замечал до этого. Я не замечал прежде, но, на мой взгляд, Чехов очень религиозный писатель, не менее религиозный, чем Достоевский. У Достоевского это очень очевидно, и он считается в какой-то степени религиозным философом. У Чехова это скрыто, но когда ты начинаешь работать, вдруг понимаешь, что у Чехова не просто так говорится о том, что доктор Рагин в молодости хотел учиться в семинарии, а отец ему запретил. И подобные реплики разбросаны по повести, поэтому этот мотив, безусловно, присутствует. Но он появился не потому, что мы так хотели или не хотели, он появился потому, что мы начинали довольно подробно экранизировать.

	Группа фильма Палата №6 01.jpg Группа фильма «Палата №6»

Вопрос: За то время, пока Ваш сценарий ждал своего часа, вышла еще одна экранизация повести. Кроме того, наработки этого сценария были использованы Вами в «Цареубийце» и в других Ваших фильмах. Так почему же 20 лет спустя Вам было важно вернуться к этому замыслу, в чем смысл этого возвращения?
Карен Шахназаров: Экранизаций «Палаты № 6» было довольно много, например, чешская картина, запрещенная в Чехословакии, югославский фильм. Я в этом не вижу ничего предосудительного, каждый ищет свое в этой повести. Человек время от времени должен заглядывать в этот мир. Меня абсолютно не смущает то, что мы сняли эту картину.
Александр Бородянский: Форма фильма «Цареубийца» взялась из наших походов по больницам. Для меня внутренне «Палата № 6» не имеет никакого отношения к «Цареубийце», он совсем другой, и задача его другая. «Палата № 6» — сценарий, который нам нравился, и Карену Георгиевичу хотелось снять по нему фильм.

Петр Шепотинник: Алексей, Вам сложно было адаптироваться в этой среде?
Алексей Вертков: Я помню первый съемочный день, когда приехал на площадку, и, пока Карен Георгиевич мне что-то объяснял, позади меня столпились пациенты. И Карен Георгиевич сказал мне: «Посмотри, ты не переиграешь их никакими усилиями».

Вопрос: Карен Георгиевич, Вы снимаете «Палату № 6» сегодня, значит это актуально для вас и сейчас. По-Вашему, есть ли выход, кроме Палаты № 6, или все туда идет? Владимир, Ваш герой попадает за грань и потом возвращается. Как Вы думаете, что он там увидел и почему вернулся?
Карен Шахназаров: Все-таки мы чуть-чуть изменили текст Антона Павловича. Кстати, во время съемок ко мне подошел человек, который играл художника, необыкновенно образованный человек, и сказал: «Оставьте в конце фильма надежду». Я думаю, что ответ — в финальной сцене с девочками, о жизни которых рассказывает их мать. Нам хотелось, чтобы был в фильме конец, дающий надежду. Жизнь бывает ужасной, но необходимо сохранять надежду, она живет в человеческих душах, в данном случае детских. Вот это ощущение мы и пытались сохранить.
Владимир Ильин: Не знаю, я сейчас перевариваю увиденное, все вращается вокруг текста.

Вопрос: Доктор Рагин 2007 года это не чеховский доктор Рагин, как бы Вы ни настаивали на этом. В фильме описан его быт, его дома, в комнате — портреты Хемингуэя, Высоцкого, кипа бумаг. Из чего сложилась биография этого конкретного человека?
Карен Шахназаров: Хемингуэй, Высоцкий… Мы пытались представить тип современного человека, его увлечения. По возрасту этот персонаж мой ровесник, я могу представить, что бы могло быть у него в доме. Из этого мы и исходили, пытаясь найти современную биографию. Но слова о нем в фильме все чеховские.
Владимир Ильин: Недавно мы уезжали куда-то, положили мою маму в больницу в Истре. Одна женщина нам сказала: «Ну прямо как у нас — в Палате № 6». Я спрашиваю: «Что значит — как у вас?» А, оказывается, в Истре, в пригороде есть корпуса больницы, где была Палата № 6.

Вопрос: Мы поспорили с моим коллегой. Он утверждает, что в конце фильма образ девочек словно свет в конце туннеля, а для меня это ужасные кадры — девочки прямые пациентки Палаты № 6, очень на них похожи, и при такой подчеркнутой наследственности, при матери-алкоголичке, им наверно скоро предстоит рассказывать те же самые истории, какие мы услышали от пациентов лечебницы в прологе. Объясните, для Вас это свет в конце туннеля или удар по зрителю?
Карен Шахназаров: Моя позиция в этом случае достаточно беспринципная: как зритель считает, какие эмоции у него вызывают эти кадры, так оно и есть. Ко мне иногда зритель подходит и рассказывает, как ему понравился фильм, какие эмоции вызывал, и рассказывает все то, что я и в голове не держал. Я же не буду спорить. В моем понимании задача нашей профессия — пытаться вызвать у человека эмоции. Я считаю, кино совершенно мертвое, пока не встречается со зрителем, потому что каждый зритель приносит свой опыт, свое понимание жизни, свои эмоции и в этом столкновении рождается что-то новое. Поэтому я считаю, что Вы правы и Ваш коллега… прав.

25 июня 2009 года, Записала Екатерина Гоголева специально для www.rudata.ru