Коршунова,Клавдия (3).jpg Клавдия Коршунова

КЛАВДИЯ КОРШУНОВА: «НАШИ МОЗГИ ЗАГРЯЗНЕНЫ ТЕЛЕВИЗОРОМ, КАК ЭКОЛОГИЯ ПРОИЗВОДСТВАМИ»

Наверное, на главную роль в своем фильме «977» Николай Хомерики и не мог бы пригласить никого иного, кроме как Клавдию Коршунову, — настолько гармонично она вписывается в этот полуфантастический мир. Но, в тоже время, и в совершенно другом — как по замыслу, так и по исполнению — «Солдатском декамероне» она тоже абсолютно «в теме», также как и в молодежном «Розыгрыше», и в щемящем «Отрыве». У нее непростой взгляд на вещи, она любит порулить и зачитывается Стругацкими. О том, что она делала на Валааме, как оказалась в труппе театра «Современник» и почему предпочитает не говорить о будущих проектах, актриса рассказала в интервью журналисту РуДата.

Я слышала о том, что собираются снимать новый фильм по книге «А зори здесь тихие…», и что ты будешь играть одну из главных ролей…

Да, был такой разговор. Но фильм сейчас находится в стадии подготовки, и поэтому я предпочитаю ничего заранее не говорить.

Потому что что-то может измениться?

Исходя из моего опыта, поменяться может все, что угодно, и в любой момент, даже если съемки начинаются через неделю. Поэтому я предпочитаю говорить о том, что где-то снимаюсь, после того, как отснята хотя бы треть материала.

А можно я угадаю, чью роль тебе предложили в «Зорях»? Мне кажется, это та девушка, которая была самым метким стрелком и у которой, по книге, был маленький сын.

Осянина, да.

Проект этот очень интересный, но, конечно, и очень рискованный. Ведь есть уже всем известный фильм по этому произведению. Можно спорить о его художественной состоятельности. Кому-то он нравится больше, кому-то меньше. Но он очень трогательный, его хорошо помнят и знают все, он сильно воздействует на зрителя. Для людей история этих девочек стала чем-то родным. Поэтому чтобы заставить их воспринять ее по-другому, поверить в неё ещё раз, нужно сильно потрудиться, попытаться сделать что-то совершенно иное.

Я слышала, что есть такой режиссерский прием, когда актерам вообще не дают читать сценарий, а просто объясняют, что они должны делать, уже по ходу съемок. Ты никогда так не работала?

Было такое. Сценария как такового просто не было. Фильм был живой материей. Что-то придумывалось на ходу, что-то жило только в голове режиссера и в каких-то случаях специально говорилось в последний момент, чтобы человек был не подготовлен и более спонтанно, живо реагировал на предлагаемые обстоятельства.

Ты работала с Хомерики в фильме «977». Как впечатления?

Я очень люблю Колю (прим.: Николай Хомерики), он мой хороший друг, родной дорогой человек. А впечатления от работы с ним одни из лучших вообще в моей жизни. Когда я вспоминаю об этом фильме, мне кажется, что я вспоминаю о человеке, который когда-то был рядом со мной и потом уехал, и теперь я могу видеть его только на фотографии.

С Колей было очень интересно, легко. Много вещей мы делали уже на месте, когда он просто предлагал: «Давайте попробуем вот так». Первое время я даже сопротивлялась, потому что это было для меня неожиданным. Я пыталась все понять про героиню, расспросить Колю, потому что привыкла к более традиционным методам работы, когда я заранее тщательно подготавливаюсь. Но потом, когда освоилась, это было уже удобно и хорошо. И даже сейчас, например, я не очень люблю на пробах играть сцены из фильма, потому что есть страх, что потом они не получатся. Ведь даже есть такое понятие «первый дубль», который зачастую бывает очень удачным, потому что человек еще не успевает загрузить себя ненужными подробностями, включить голову, потому что голова часто очень мешает актеру. Например, я склонна много подумать, и если вовремя не остановлю себя, то потом может ничего не получиться.

А ты смотрела его «Сказку про темноту»?

	Коршунова,Клавдия.jpg Кадр из фильма «Ни до, ни после»

Да, и даже два раза. Честно могу сказать, что во второй раз она мне понравилась гораздо больше. У Колиных фильмов вообще такая особенность, что они чувственные, их нужно смотреть сердцем. Как он говорил, представляя «977»: «Это фильм про любовь, посмотрите его сердцем, выключите голову». Поэтому при первом просмотре «Сказки» мне как раз очень мешала голова. Если какая-то мелочь в сцене или переход к следующему эпизоду мне хоть немного не нравились, то это сразу включало мою голову, выключало чувства, и я минут на десять выпадала из хода действия фильма. А второй раз я не смотрела сюжет, потому что вроде бы уже все знала, и была готова к тем моментам, которые, как мне казалось, нужно было сделать немного по-другому. И я просто смотрела фильм на чисто эмоциональном уровне. Я вдруг очень прониклась всей этой историей, Алисой (прим.: исполнительница главной роли). Это очень хорошая работа Алисы Хазановой, и мне как-то жалко, что ее пока что ни на одном фестивале не оценили. Хотя я понимаю, что, наверное, были замечательные другие актрисы и серьезное соперничество, но, на мой взгляд, Алиса там просто прекрасна. Она добилась очень серьезной подлинности. Она очень реально, по-настоящему, документально существует в фильме. Мне самой, как актрисе, это нравится и интересно.

Она говорила, что, готовясь к съемкам, фактически жила жизнью своей героини — во Владивостоке, проводя дни вместе с инспекторами по делам несовершеннолетних, ходила с ними на службу. Это такой прием? Это оправдано?

От самой Алисы я этого не слышала, но вообще это абсолютно правильно, потому что всегда чувствуется, когда человек попадает в какую-то не свою среду. Изначально он чужой в ней. И чтобы это ощущение убрать, он должен подышать ею, посуществовать в ней, привыкнуть, чтобы не выделяться — в неправильном смысле этого слова.

У меня был подобный опыт, когда я готовилась к картине Шарунаса Бартаса под рабочим названием «Ни до, ни после». Она выйдет, наверное, где-то к зиме. Съемки шли почти два года, сейчас долгий постпродакшн. Это по настоящему авторское кино. Шарунас человек во многом бескомпромиссный, не смотря ни на какие трудности он продолжает делать СВОЁ кино. И, я думаю, сделает.

Так вот, в этом фильме я играю проститутку. И перед началом работы я познакомилась с двумя девушками-проститутками — прекраснейшими, замечательными. И, кстати, я очень рада этому знакомству, общалась с ними и после съемок тоже. Я приглашала их в театр на свои спектакли. Они очень хорошие, честные, какие-то теплые, настоящие женщины, не смотря на ужас этой профессии. Я не ханжа, и абсолютно нормально отношусь к этому, и даже теперь, в определенном смысле, выступаю за легализацию проституции, потому что тогда всем станет легче жить. Этим людям живется очень тяжело, они никак не застрахованы, у них нет никаких прав. Они даже не могут обратиться в милицию, когда их бьют!

Ты это сейчас говоришь про тех девушек, или уже про свою героиню?

Я говорю про них, но я уже так много об этом думала, слышала, что, наверное, чувствую себя внутри проблемы, а не снаружи. К ним я действительно испытываю большое сочувствие, потому что эта профессия была, есть и будет, и ничего с этим сделать нельзя, а вот постараться относиться к ним действительно как к людям, мне кажется, важнее, чем ханжить. Ведь никто из наших политиков сегодня не предлагает: «Давайте легализуем проституцию, это нормально». Хотя я уверена, что почти каждый из них пользовался их услугами.

И вот я общалась тогда с этими девушками, ездила к ним в гости, болтала с ними. Они мне что-то про себя рассказывали, я им рассказывала про себя. Такой контакт, конечно, произошел не сразу. В первый момент, может быть, им было немного неприятно, потому что показалось, что за ними пришли понаблюдать, покопаться во внутренностях. Но потом стало понятно, что цель не просто что-то подглядеть или, не дай бог, как-то обидеть. Мы общались совершенно на равных, обыкновенным образом — просто девчонки сели на кухне вместе винца попить. И вот так эти девочки мне очень помогли.

Может быть, это даже не так сильно заметно на экране. Я не могу объяснить, почему этот опыт так важен, но такие вещи действительно нужны. Пусть мы не можем вернуться в девятнадцатый век, чтобы им проникнуться, но можно посмотреть фотографии, картины, послушать музыку того времени, и это поможет напитаться той атмосферой, иначе она тебя выплюнет, и ты станешь таким ряженым, такой неправдой.

Почему ты работаешь именно в театре «Современник»?

Прежде всего, потому, что меня туда позвали. Все-таки предложение обычно исходит от театра, а не от тебя. Меня вот позвали в «Современник». И, мне кажется, было бы глупо, если бы я не согласилась, потому что это объективно один из лучших театров в Москве. Я вообще люблю театр, люблю работать в нем. Хотя и в кино не меньше. Мне всегда хотелось это сочетать. В последнее время я больше работала в кино, но есть надежда, что с нового сезона начну в театре новую большую работу.

И опять же я не говорю ничего конкретного. Но это вовсе не из-за моего суеверия. Просто я предпочитаю говорить о действительности, а не о планах на какое-то абстрактное будущее. Будущее оно очень переменчиво. Например, пару лет назад я участвовала в подготовительном периоде к фильму «Все умрут, а я останусь», и сама не раз говорила о своём будущем участии в картине, так что даже на первом издании диска почему-то стоит моя фамилия, хотя я там не снималась. В общем, получилась полная ерунда. Теперь учусь на своих ошибках.

Чем сейчас ты занята?

Отдыхом. В этом году было несколько серьёзных проектов, потом я больше месяца «звучала», поставила личный рекорд — 1781 звуковой дубль. Это, конечно, со всеми охами и вздохами, но, все равно, очень много.

Это был мультик?

	Коршунова,Клавдия (4).jpg На съемках фильма «Московский дворик»

Нет-нет. Мы снимали восьмисерийный проект, называется он «Московский дворик». Это такой сериал, но серьезный и достойный, надеюсь. Снимали его на пленку, был отличный оператор Петя Духовской, режиссер Володя Щегольков. Старались делать это как кино, насколько это возможно, потому что сроки у нас были не очень уж киношные, хотя и не самые страшные сериальные.

В последний месяц мы работали в павильоне, где одновременно снималось много сериальной продукции. И в перерывах, в курилке я встречала своих друзей-актеров. Они спрашивали: «Какую вы сцену снимаете?» Я отвечала: «Вторую». Они отзывались: «Да? А мы пятнадцатую…» И в этот момент становилось немного неудобно перед этими людьми… Я в своей жизни была занята в настоящем сериале однажды. Он назывался «Острог. Дело Федора Сеченова». Ну, да, это было, ну, да, это какая-то сомнительная штука, — по крайней мере, для меня, как для зрителя. Но я попробовала так работать, и поняла, что не могу, что пойду на такое только в крайних случаях, если безумно нужны будут деньги, если кого-то нужно будет лечить…

Ты называешь сериалом восьмисерийный телевизионный фильм?

Я считаю, что сериал — это то, где несколько серий. В «Сталкере», конечно, тоже две серии, но он тут вообще ни при чём. : По «Культуре», например, показывают отличные сериалы от «Би-Би-Си», очень полезные, интересные, которые не стыдно смотреть и в которых не стыдно сниматься. Есть же и хорошие сериалы. Мне не нравится, что сейчас сериал — это такое ругательство. Бывает, придешь на встречу, в какую-нибудь группу, скажешь слово сериал, и все сразу обиженно: «У нас не сериал, у нас десятисерийный фильм»… Ну, смешно, ей-богу! Нужно называть вещи своими именами.

Другое дело, что есть еще понятие «мыло». Сейчас из-за кризиса все стараются снимать быстрее, дешевле и, соответственно, хуже. А ведь люди привыкают к каким-то вещам, и потом их сложно будет переучить, а самое главное — никому это и не нужно, потому что материально не выгодно. Если фильм становится немного медленнее, вдумчивее, продюсеры сразу начинают опасаться, что люди заскучают и переключат телевизор на другой канал. Мы ведь таким образом зрителей тоже воспитываем. Но если все знают, что при том, что на канале «Культура» показывают отличные фильмы, передачи, о рейтингах на нем речь просто не идет, то как заставить другие каналы хотя бы по чуть-чуть начать показывать серьезные фильмы? Ведь в этот момент они рискуют тем, что их зритель возьмет в руки пульт и переключит телевизор на канал конкурента!

Мы вообще живем по такому принципу, что после нас хоть потоп. Еще можем подумать о том, что будет происходить с нашими детьми, но о внуках и правнуках мы уже не задумываемся. Это касается как того же телевизора, так и экологии. Я с каждым годом все меньше и меньше понимаю, как в Москве жить. У меня сердце кровью обливается из-за того, что моя маленькая племяшка живет здесь, гуляет на какой-то детской площадке… Это не естественная форма жизни, здесь очень агрессивно, грязно, нечем дышать, здесь все очень жестко и жестоко. Иногда кажется, что люди по утрам собираются на войну. И вот также, как мы загрязняем экологию, мы засоряем сериалами мозги людей. Так что отвечать придется и за одно, и за другое…

Скажи, чем ты занимаешься помимо кино?

Особых хобби у меня нет. Раньше рисовала. Иногда что-то пытаюсь писать. Может быть, когда-нибудь чем-то еще и займусь, что недалеко от моих сегодняшних дел. Бывает, чем-то заинтересовываюсь, хочу попробовать, но пока не решаюсь.

Горные лыжи?..

Нет, я трус! Я не понимаю, как это — куда-то лететь, на каких-то лыжах? Мне страшно…

Зато люблю ездить куда-нибудь, выезжать из Москвы.

Я здесь родилась, люблю свой город, и то, что я его так ругаю, не означает обратного. Просто здесь постоянно что-то меняется, и к худшему, многое пропадает. Недавно с моей улицы ночью пропал дом. Представляешь, накрыли его зелёной тряпочкой, и показали фокус с исчезновением, — вот что творится по ночам в самом центре столицы. Вообще, это уже такой популярный московский фокус…

А ездить на машине я обожаю, уже несколько лет за рулем. Вот только ненавижу стоять в бесконечных московских пробках. Мне очень нравится момент, когда выезжаешь за МКАД, постепенно отрываешься от потока дачников, потом заканчиваются подмосковные гипермаркеты, меняются номера регионов на окружающих машинах, и начинается другая страна — поля, леса, маленькие деревеньки, разбитые дороги, к сожалению, и какие-то другие люди, другие более улыбчивые лица. Недавно ездили с подругой по маршруту Москва-Новгород-Санкт-Петербург-Приозерск-Сортавала-Валаам. Остров Валаам — это вообще мое самое большое впечатление за последнее время, ощущения фантастические. Очень хочется вернуться туда, он тянет, как живой организм — к себе, к себе. Иногда думаешь: «Поеду туда, поселюсь в деревне, посижу, погляжу на монахов». Они там ходят такие прекрасные, думают о чем-то хорошем. Хотя, наверное, и там есть свои проблемы, беды, свои грехи. Но хочется верить, что там лучше и чище, и что они преодолевают их.

24 сентября 2009 года, корреспондент Евгения Гутникова