Новости кино: Павел Лунгин о фильме «Царь». 31 Московский кинофестиваль
 | | |
|   | |
| | |
Сегодня состоялось открытие 31 Московского кинофестиваля. Фильмом дня открытия стала картина Павла Лунгина «Царь». В пресс-конференции, посвященной показу фильма, участвовали режиссер фильма Павел Лунгин, актеры Иван Охлобыстин, Рамиля Искандер и юная актриса Настя Донцова. Ведущий Кирилл Разлогов. Павел Лунгин: «Это фильм о власти. Но я бы не стал делать фильм об Иване Грозном без митрополита Филиппа, потому что именно в этом, если не равновесии, но сосуществовании этих людей, этих характеров и есть наша история, наша жизнь»… 1565 год — время правления Ивана Грозного. Русь обескровлена Ливонской войной, истерзана голодом. Царю везде мерещатся предатели, днем и ночью опричники, верные государевы слуги, пытают «изменников». Иван Грозный мечется от покаяния к измышлениям новых пыток и поиску новых предателей и снова — к покаянию. Он в одиночестве, митрополит удалился в монастырь. Царь призывает к себе игумена Соловецкого монастыря, друга своей юности Филиппа Колычева. И тот будет единственным, кто посмеет пойти против царской воли.
Кирилл Разлогов: Сегодняшняя пресс-конференция посвящена показу фильма «Царь» Павла Лунгина. Картина действительно отражает дух сегодняшнего кинематографа и довольно сложную проблематику.
Павел Лунгин: Я думаю, что начать надо с того, о чем фильм и зачем фильм. Я думаю, что надо задавать вопросы. Могу только сказать, что фильм достаточно близок к историческим реалиям. Монолог Филиппа взят из Жития Святых, он фактически один и тот же — его обличение царя в Успенском соборе. А реплики Грозного в основном взяты из его писем, его многочисленных покаяний. Здесь нет ни одной мысли, о которой можно было сказать, что Грозный так не думал или не говорил. Но никаких документальных или культурных данных практически не осталось. Давайте задавать вопросы.
Вопрос: Вопрос, который лежит на поверхности. Одна из программ фестиваля начнется с показа фильма «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна. Нужно определенное режиссерское и авторское мужество, чтобы взяться за эту фигуру, после того как сделана картина классическая. Что Вас подвигло на это?
Павел Лунгин: Ну как раз может быть желание сделать неклассическую картину, потому что я, конечно, много раз смотрел «Иван Грозный (фильм)|Ивана Грозного]]» и представляю, в какой ситуации делал эту картину Сергей Эйзенштейн, это был государственный заказ. И он, конечно, мог только воспевать царя. Думаю, что ему не очень хотелось это делать. Он ушел от этого в какую-то чисто эпическую конструкцию, сделал что-то вроде изумительного шедевра, театра теней, который в наше время мне напоминает китайскую оперу. Я, наоборот, попытался войти в психологию власти. Имея такого человека, как Петр Николаевич Мамонов, попытался вместе с ним пройти в душе его какие-то психологические состояния Ивана Грозного.
Вопрос: В истории государства Российского не так уж много было людей с таким жестким характером, как Иван Грозный и другие. Какая все-таки цель у Вас была: показать православие или характер Ивана Грозного?
Павел Лунгин: Не понимаю, почему «или». Потому что Иван Грозный был человек с раздвоенной личностью, и одна из его личностей была глубоко православная. Мне кажется, что Иван Грозный был как первый русский царь, который силой своей личности, неординарностью, жестокостью, талантом во многом определил историю нашу, и то, что мы называем «русской властью». Он закладывал какие-то основы этого понятия. Вот хотелось об этом думать и говорить.
Вопрос: Павел Семенович, у Вас в фильме очень важную роль играет образ иконы, причем с ней связаны определенные мистические явления. В фильме Никиты Михалкова «Двенадцать» тоже присутствует икона и тоже есть такие явления. И в конкурсе будет участвовать фильм Александра Прошкина «Чудо», тоже связанный с этими явлениями. Причем действие этих фильмов происходит в разное время: у Прошкина — в советское, у Вас — в очень далекое, у Михалкова — в условно современное. А ключевое событие — все-таки очень общее. На Ваш взгляд, это просто жизнь российская такая страшная, что кроме, как к чуду, больше не к чему апеллировать или… Почему Вам была важна в этой, как Вы говорите, близкой к исторической правде картине эта мистическая нота, может, даже символическая?
Павел Лунгин: В 16 веке чудеса случались раз в неделю уж точно, это было совершенно другое сакральное пространство. В наше время я не очень в этом уверен. Мне кажется, что просто это передает ощущение веры, религии, ожиданий 16 века, я верю в эти иконы. Она же так и не спасает в результате никого — ни девочку, ни Филиппа, но то, что она творит чудеса и плачет вместе с ними, мне казалось художественно оправданным.
Вопрос: Почему Вы остановились на названии фильма «Царь»? Ведь было название «Иван Грозный и митрополит Филипп» как один из вариантов и, по сути дела, героем фильма является митрополит? Павел Лунгин: Мне кажется, что название «Иван Грозный и митрополит Филипп» это название для кандидатской диссертации. Это фильм о власти. Я бы не стал делать фильм об Иване Грозном без митрополита Филиппа, потому что именно в этом, если не равновесии, но сосуществовании этих людей, этих характеров и есть наша история, наша жизнь.
Вопрос: Как воспримет или, может быть, восприняла сегодняшняя российская власть фильм при симпатии к тирану, Сталину, тень которого чувствуется в этом фильме?
Павел Лунгин: Я не знаю. Я, честно говоря, никому не показывал. Сегодня был первый просмотр в России. Поэтому как власть отнесется, вы скоро узнаете или не узнаете, как обычно бывает. Но у меня нет на эту тему никаких идей. Мне кажется, здесь иная направленность у власти сейчас. Я боюсь, что народ будет симпатизировать Ивану Грозному и Сталину, и дело тут не во власти, а в народных ожиданиях.
Вопрос: Как мировая общественность восприняла этот фильм, премьера была в Каннах?
Павел Лунгин: Были люди взволнованы, некоторые плакали, а некоторые уходили. Ничего не могу сказать определенного.
Фотогалерея
 |
 |
 |
 |
Вопрос: Иван, как Вы, будучи священником, чувствовали себя в роли такого беса, которая Вам досталась?
Иван Охлобыстин: Передо мной была поставлена задача, которую я для себя сформулировал так: необходимо физическое олицетворение энергетического источника российской государственности, в той предательской, истерической ноте, которая есть в душе каждого русского человека по отношению к власти. В этом есть и что-то хорошее. Что касается моего участия как священника, то какое участие — я участвовал как актер,
Понимаете, для христианина в современном кинематографе сверхзадачей является точно исполнять задачу режиссера. Порочные принципы отрицательного обаяния когда-нибудь нас погубят, надо избавиться от отрицательного обаяния. И чем серьезнее актер к этому относится, тем меньше он хочет быть любимым, но не то чтобы любимым, а симпатичным, если он играет зло. В данном случае это — зло. И я приложил все усилия, чтобы это так и выглядело, чтобы не отдавало интеллигентским душком отрицательного обаяния, фиги в кармане.
Вопрос: Как возникла в сценарии тема этой замечательной девочки с иконой? Есть ли у нее какие-то исторические корни?
Павел Лунгин: Нет, тут, конечно, нет никаких исторических корней. Тема видоизменялась, придумал ее мой соавтор, друг Алексей Иванов, замечательный писатель. Сначала девочке было лет 18-16 лет, потом 14, 12, а во время проб ей стало девять. Потому что играть юродивую, играть эту историю с иконой надо так, чтобы выглядело достоверно. Настя была человеком, который сумел это ухватить. Я видел ее в фильме «Русалка», она мне понравилась. Самое смешное, что я сначала пробовал на эту роль Машу Шалаеву, потом сделал такой круг и вернулся к Насте. Замечательно, как Настя не боялась подходить к медведю, это снято без всякой компьютерной графики.
Вопрос: Настя, не страшно тебе было сниматься в этом фильме?
Настя Донцова: Нет
Вопрос: Иван, Вас благословили на съемки в этом фильме?
Иван Охлобыстин: Меня благословил патриарх Алексий, ныне покойный, работать в кино, потому что кино — это вершина айсберга масс-медиа, и не иметь возможности влиять хоть каким-то образом на течение мысли людей, работающих в этой области, значит упустить будущее. А доверять нам эти люди могут только как своим, как соратникам, как сотрудникам. Для того чтобы тебе поверил человек, привыкший к большим собраниям и рядовым картинам, тебе необходимо поспать с ним за монтажным столом, просидеть три часа под дождем, пока передвигают осветительные приборы — как на войне. Все очень просто — как на войне. Это объемная тема очень.
| | |
|   | |
| | |
Вопрос: Павел Семенович, в фильме есть персонаж западного толка, немец-изобретатель, и он проявляется в российской истории как фигура, которая привносит в Россию изощренные индустриальные пыточные механизмы. Только вот такую роль Европа играла, это привносила в российскую историю?
Павел Лунгин: Этот Штаден — сейчас опубликованы воспоминания о нем — был гораздо более грубым, жестоким. Механизмы — это просто такая маленькая шутка в сторону Леонардо да Винчи. Хотелось бы, чтобы вы поняли, это время — время Возрождения в Европе, которое Россия проживала таким образом. Он — обычный наемник, это было модно, когда были немцы, англичане-наемники.
Вопрос: Если вернуться к теме европейского и азиатского, митрополит Филипп в каком-то смысле все-таки просвещенный европеец. И это в основе конфликта получается… Это для Вас тоже природа русской власти?
Павел Лунгин: Когда я начал читать о Колычеве, я был поражен, насколько он человек Возрождения. Он был архитектор великий, инженер. Осушал болота, строил автоматические пекарни, кирпичный завод строил. Необыкновенный какой-то человек. Единственное, что о нем известно — это его обличение царя в Успенском соборе и то, что он перестроил Соловки. Он действительно, скорее, человек Возрождения, а Иван Грозный наверно не человек Возрождения, человек, остановивший какое-то движение времени, которое выражалось в этом фильме.
Вопрос: Расскажите, как Олег Янковский работал над этой ролью и как Вы работали с ним?
Павел Лунгин: Что я могу сказать. Это горе — то, что произошло. А работали мы с Олегом Ивановичем весело, работали азартно. Отработав сцену, он уезжал в театр играть, отыграв спектакль, ночью после спектакля возвращался на съемку. Чувствовал себя хорошо. Болезнь началась уже глубокой осенью и стремительно развивалась. Работали мы с ним замечательно. Думаю, он был бы рад, что его последняя роль была такая непохожая на предыдущие роли, в ней он предстал совершенно в другом обличье и не обращал внимания на то, что роль практически без слов. Это молчание, это смотрение — красноречиво.
Вопрос: Есть какой-то оттенок в этой мужской картине — женское начало представляется исполненным искушения. Может, это была одна из причин, почему не играла более взрослая актриса. Насколько это было сделано сознательно?
Павел Лунгин: Это реальный персонаж. Мы опять упираемся в историю. В это время женой Ивана Грозного была черкесская княжна Мария Темрюковна. И вот Рамиля, совершенно удивительная актриса, играла Марию Темрюковну, которая через два года скоропостижно умерла, как, впрочем, многие из жен Ивана Грозного. Немногие из них доживали до монастыря, обычно как-то увядали рано. Грозный был женат восемь раз и после четвертого брака отлучен от церкви.
Вопрос: Настя, есть ли что-то такое в твоей роли, что бы ты хотела сыграть, но не успела или смогла?
Настя Донцова: Нет.
Кирилл Разлогов: Вот на этой оптимистичной ноте мы и закончим.
19 июня 2009 года, Записала Екатерина Гоголева специально для www.rudata.ru
