Поиск
На сайте: 763817 статей, 327745 фото.

Новости кино: Яна Поляруш - «Всё зависит от того масштаба чуда, в который ты разрешаешь себе верить…»

  • Фильм Яны Поляруш «Видримасгор, или История моего космоса», снятый ею в 2009 году, сразу занял достойное место в отечественном кинематографе, неслучайно получив в тот же год Большую Золотую ладью в конкурсе «Выборгский счёт» на фестивале «Окно в Европу 2009». С теплотой принятый на фестивале, фильм начал свой дальнейший путь к зрителю, с каждым показом собирая всё новых поклонников. И действительно, история о любви и о том, как любой из нас ожидает чуда в своей жизни и надеется увидеть, как становятся реальностью его самые сокровенные мечты, покоряет своей искренностью и сердечностью и верой в добро и возможности каждого, изменив свою жизнь, обрести счастье.

Яна, хочу поблагодарить Вас за фильм. Он настолько теплый, душевный, испытываешь радость от того, что сейчас есть такие картины.
Расскажите, как родилась идея фильма? Были ли какие-то реальные истории, которые легли в его основу, может быть, история певца Малахитова, или это исключительно Ваши мечтания, обретшие плоть и кровь? И откуда такое название – «Видримасгор»?
Все очень просто. Я искала историю для своего дипломного фильма и случайно в интернете наткнулась на рассказ Инги Киркиж, писавшей под псевдонимом Аделаида Фортель. Коротенький рассказ так и назывался «Видримасгор».
Я смеялась и плакала, читая его. Как на деревню дедушке, я написала Инге письмо, через месяц она ответила. Инга — петербурженка, выросла в коммунальной квартире, эта история — результат ее жизненных наблюдений. Мы с Ингой нашли друг друга, до сих пор работаем вместе. Словом, сошлись даже личностно, хотя, что значит «даже»? — когда создаешь что-то вместе, по-другому и быть не может.
Мы долго эту историю переделывали. Основная фабула, конечно, та, что в рассказе, но добавились новые герои и перипетии. За время создания сценария все герои успели побыть главными, благодаря этому каждый образ обрел свои особенности. Потом решили, что все-таки именно с появлением Клары начинается весь сыр-бор, потому что ее бабушка ушла из жизни очень неожиданно, не успев досказать что-то, и как бы с ее легкой руки возникает это волшебное окно.
Когда я пересмотрела фильм на кинофестивале «Зеркало» в Иваново вместе с актерами и поняла его совсем иначе. Я вдруг осознала в нем пласт, о котором раньше и не предполагала. Ведь у нас герои не просто видят в окне нереализованные мечты. У нас в окне застряло Время — мальчик видит то, что было с ним до рождения, Клара (актриса Александра Байраковская. — Прим. Е.Г.) общается с бабушкой, которая умерла, но та разговаривает с ней так, как будто находится в соседней комнате. Малахитов, Софья Кузьминична видят свое прошлое — у кого-то болезненные, у кого-то, наоборот, яркие впечатления. И лишь Тоня видит только то, что есть...

Почему именно Тоня видит в окне настоящее?
Потому что относительно нашей идеи того, что герои видят в окне нереализованные мечты, Тоня мечтает о том, что есть рядом: есть комната, и она хочет получить эту комнату — ни больше, ни меньше. Тоня находится как бы в нулевой точке временной шкалы — она здесь и сейчас абсолютно. Люди пожилые часто говорят — «вот в наше время», и такое ощущение, что у них перед глазами постоянно это их прошлое, они в нем живут.
Я в последние годы склоняюсь к мысли, что время в принципе нелинейно, не то, что вот что-то произошло и этого нет никогда, и будущего, пока мы в него не войдем, как бы не существует. Мне кажется, все существует одномоментно, и в нашем окне, по сути, сошлись грани настоящего, будущего, прошлого. То есть фильм получился многослойный, я очень надеюсь, что это так. Мне кажется, чем больше смыслов в картине, тем более долгая у нее жизнь, и со временем ты понимаешь разные смыслы как-то иначе.

Вы затронули в фильме много потаенных струн души – говорили о нереализованных мечтах, и о желании любить и быть любимым, и о надежде быть заслуженно признанным. А когда Вы только начинали работать над фильмом, какая из этих струн была для Вас самой звучащей, самой волнующей? Я понимаю, что сложно выделить, но всегда к чему-то склоняешься больше...
Конечно, я всех героев люблю, но история Малахитова была для меня почему-то самая пронзительная, в ней и комедийная составляющая, но насколько эта история комедийная, ровно настолько она и трагичная. Сергей Мигицко, игравший Малахитова, когда мы с ним обсуждали эту роль, говорит: «Ян, ты можешь мне ничего не рассказывать, я про этого человека знаю даже больше, чем ты мне можешь сказать».
Он рассказал про одного актера, который сделал карьеру, играл заглавные роли в постановках, имел семью и начинает — кто знает, с чего это начинается — пить и постепенно теряет все. Становится алкоголиком, не выходящим из запоя, пока в состоянии белой горячки он не слышит голос, говорящий ему: «Не пей». Актер отвечает: «Не могу». А голос ему отвечает: «Можешь». Это настолько потрясает актера, что он в это верит и перестает пить, постепенно возвращает себе семью и работу. То есть это реальная история. И Мигицко говорит мне: «Я, конечно, имени этого человека называть не буду, но все происходило на моих глазах». Поэтому он знал, что играл, и когда мне говорят, что так не бывает, я говорю — бывает, еще как бывает.

Иной раз в жизни произойдет такая штука, и я думаю, вот если бы это включить в сценарий, скажут ведь, что такое бывает только в кино, а это родила жизнь.
Все зависит от того масштаба чуда, в который ты разрешаешь себе верить, ровно такой и случается в твоей жизни, если ты готов к нему. Один человек готов к большому чуду, такое с ним и произойдет, другой надеется на маленькое чудишко, таковое с ним и случится, а в это время рядом будет чудо огромное, но он не готов его принять, и маловерно скажет: «Так не бывает, а если бывает, то только не со мной».
В процессе работы я видела фильм много раз, когда мы переделывали его и так и эдак. А герои — живые, со своими характерами, ты им хочешь навязать что-то, а они не поддаются. И сейчас они оторвались и сами по себе живут на экране, и я вижу в фильме какие-то новые смыслы. Спасибо всем, кто делал это кино, поскольку — Вы понимаете — заслуга не только моя, а всех, кто работал со мной: костюмеров, гримеров, осветителей, да всех-всех ребят. И вообще было хорошее настроение, всем нравился сценарий, все с любовью работали. Я всегда говорила, что ребята отдавались работе больше, чем получали за это денег, потому что верили в эту историю.

Может, еще и каждый видел в этой истории что-то свое, какие-то моменты, созвучные переживания...
Был такой эпизод. Один парень, по имени Дима, делал у нас компьютерную графику. Он посмотрел фильм в черновом монтаже, в нем еще не было никаких чудес, все чудеса он сам и команда гениального Андрея Меснянкина потом вставляли, дорисовывали. И Дима говорит: «Я смотрел фильм в три часа ночи — и не заснул! Более того, я его досмотрел, получил огромное удовольствие. Мне понравилось даже то, что главные герои в последней сцене такие трогательные». В этой сцене неясно, была у них любовь, не была, у меня некоторые спрашивали — почему Клара в юбке. А Дима говорит: «Да и хорошо, что Клара в юбке, это так чисто, даже дети могут смотреть эту картину». И меня это очень порадовало. Думала, если человек смотрит черновой материал в три часа ночи и это вызывает у него такие эмоции — спасибо, Господи, и нам надо доделать фильм, чтобы он не потерял этого градуса.

Как Вы подбирали актеров и где снимали? Нашли в Петербурге такой двор, дом, квартиру или были декорации?
У нас был кастинг. Я даже именитым актерам говорила: «Я дебютантка, мне нужны пробы». Мне хотелось попробовать, чтобы быть уверенной. Вот с Ларисой Малеванной мы уже на пробах нащупали роль. Лариса Ивановна пришла на пробы и предложила образ такой театральной бабушки, а я говорю: «Лариса Ивановна, Вы будете уже в достаточно театральном антураже — и платье, и то, что Вы стоите на берегу моря — поэтому играйте максимально по-бытовому, просто». И ей понравилось.
Квартира — это декорации, дело рук именитого художника-постановщика Владимира Светозарова. Двор, дом нашли на улице Достоевского, 26. Искали по всему Питеру. Помню, мы проезжали мимо, а я вдруг говорю: «Давайте здесь остановимся». Интуиция сработала, остановились, смотрим, и все говорят — какой двор! И решили снимать здесь.

А в сценарии образ окна уже был? И что появилось в нем нового в сравнении с изначальным рассказом?
Окно было, герои его видели, окно разбивала Антонина, но в рассказе финал был другой. Клара была эпизодична, не было бабушки, но основная фабула осталась прежней — в коммуналке жильцы видят в окне разное, потом окно разбивается, и их мечты входят в жизнь. Например, окно разбивается, и Никитка вдруг кричит: «Папа!» — и за окном идет его настоящий папа.
У нас было сначала искушение сделать в фильме именно так, но потом я сказала Инге: «Это такое вранье будет. Ведь сколько семей разбивается, люди расстаются, и каким бальзамом для матерей, детей и новых отцов будет, когда сын от одного мужчины в новой маминой семье принимает отчима как отца, а тот его — как сына». В фильме мы в достаточно схематичной форме подали историю: окно героев подразнило, мы героям показали, что они могут все, что захотят, главное — делать. И вот Малахитов побрился, порядок в квартире навел, пить перестал, стал петь.
И я говорю Инге: «Представляешь, ведь, может, эти зрители за окном который день подряд его слушают, и, не разбейся окно, он бы и не увидел, что эта реальность уже наступила». Одна моя подруга говорит, что в каждое мгновение жизни происходит самое совершенное событие.
Конечно, мы даем в картине некие крайности, но художественный вымысел всегда немножко возвышается над реальностью. Как мне один критик сказал: «Если бы ты в телевизоре не показывала Малахитова-певца, и он так бы и пел для дворовых, это было бы ближе к жизни». Это снова к разговору о масштабе чуда.
Мне в конце фильма хотелось дать такой мажор — мощный, яркий, потому что мне кажется, чем сильнее эмоция, тем дольше это будет работать в зрителе и после показа. Ведь человек вышел из кинотеатра, кому-то позвонил, сел в машину, автобус, доехал до дома, моет посуду или развязывает шнурки, и вдруг он волнами что-то вспоминает из фильма. И я думаю, чем ярче заряд, тем дольше он будет жить в человеке. Я критику отвечаю: «А я не пожадничала, взяла и по полной программе чудо сделала. Вот Вы жадничаете придумать себе такую реальность, а я нет...».

Я думаю, Вы правы, потому что, когда начинается финал — эпизод с ребенком, одна свадьба, вторая, ты этим проникаешься, и тебе хочется, чтобы счастье было для всех. И если бы Малахитов остался петь для двора, было бы ощущение, что после всех радостных событий в финале, ему недодали радости, его обидели, и непонятно почему. Поэтому его появление в тот момент, когда собрались вместе все жильцы коммуналки, органично и правильно.
Конечно, кто-то может сказать — слишком уже все совпало. С другой стороны, в жизни хватает удивительных совпадений. И если Малахитов любил своих соседей, то, конечно, он торопился с гастролей на их свадьбы.

На мой взгляд, Вам этот мажор удался, в нем не чувствуется натянутости, поскольку к этому мажорному финалу зритель приходит с желанием, чтобы у всех героев все было хорошо.
Скажите, а как сложилась судьба картины за это время?
У картины интересная, своеобразная судьба, ее любят зрители. В 2009—2010-м фильм ездил по фестивалям. Были на Выборгском фестивале «Окно в Европу», получили большую Золотую ладью — главный приз зрительских симпатий. В Ханты-Мансийске фильм наградили призом Серебряная тайга, тоже приз зрительских симпатий, мы только на чуть-чуть отстали от «Рябинового вальса» — очень хороший фильм, на мой взгляд, сделали ребята.
Были на фестивале в Гатчине — приз за дебют, на фестивале «Улыбнись, Россия!» — тоже за дебют в комедии. В июне 2010 г. показали наш фильм в российской программе 32 ММКФ, в Иваново на международном кинофестивале «Зеркало» картина была в российском панораме, в Барнауле на Шукшинском кинофестивале вручили диплом за успешный дебют, была картина и в Одессе, в Риге. И я вижу, как принимают фильм зрители, подходят после показа ко мне, говорят теплые слова, делятся впечатлениями.

Самый первый показ...
Фестиваль в Выборге, конечно, был самым волнительным... Это была первая встреча со зрителем. Но когда на титрах зал разразился аплодисментами — я даже разревелась, все вокруг улыбаются, сияют, а я, как дура, реву. Это был, конечно, стресс, потому что ведь не знаешь до последнего — примет зритель фильм или нет? Аплодисменты были красноречивее слов.
Помню одну женщину после показа, она специально из Питера приехала в Выборг, чтобы посмотреть наш фильм, поскольку мы снимали рядом с местом ее работы, и ей было любопытно. Она мне сказала: «Вы знаете, я по жизни очень жесткий человек, я не помню, когда последний раз плакала, но на Вашей карти-и-ине-е...» Говорит срывающимся в слезы голосом, и я вижу, она благодарна, потому что ее сердце смягчилось, она пережила некую работу души. И когда я вижу после показа такие глаза — зрачки расширены, человек прямо душой дышит — мне можно уже ничего не говорить.
Я очень хотела, чтобы фильм дал именно такой заряд, поскольку я, в свою очередь, как зритель очень благодарная. Я прихожу на каждый фильм с презумпцией симпатии, то есть, чтобы мне фильм не понравился, это надо, чтобы фильм был совсем несложившийся, недозревший. Есть редкие фильмы, после которых ты выходишь в каком-то смысле другим человеком — ты настолько наполненная, настолько чувствуешь, что живешь, дышишь жизнью полной грудью, и хочется сделать что-то хорошее. Вас наполнили любовью, и ее хочется отдать, в ответ сделать что-то доброе.
Мне кажется, в настоящее время у нас дефицит таких чувств и эмоций. И я очень хочу, чтобы именно такое кино сегодня делали. Я его начала делать и хочу продолжать в том же духе. У нас сегодня мода на так называемую чернуху, а, представьте, возникнет мода на доброе кино. Мне кажется, даже лица людей могут благодаря такому кино измениться. Со стороны может показаться, что сама себе дифирамбы пою, но это не так, просто это моя позиция. Я очень верю в то, что доброе, заряженное любовью кино способно менять жизнь людей к лучшему. Пусть меня закидают тухлыми яйцами, обвинят в наивности, в чем угодно — но капля камень точит.

На чернуху именно мода, а в таком кино — потребность, которая, к сожалению, сейчас не находит должного удовлетворения. Вы ведь знаете, какую нишу в современном кинематографе занимают подобные картины и насколько зритель, уже устав от чернухи, к ним тянется. Отрадно слышать от молодого режиссера, что он пойдет своим путем. А какие темы Вам близки, какие образы привлекают, что бы Вы хотели переносить на экран? Конечно, основной путь понятен, но, может быть, у Вас уже есть какие-то замыслы?

Конечно, есть. У меня хобби — психология. Меня интересует человек, его взаимоотношения с другим человеком и с самим собой, вот зачем ты, человек, пришел в этот мир. Я убеждена, что у каждого из нас есть миссия, каждый человек талантлив, просто очень важно в себе это разглядеть и идти своей дорогой. Для меня кино — когда я работаю над сценарием — своего рода психотерапия для себя самой. Мне интересно осознавать себя, через героев, в диалоге с Ингой или с самой собой, познавать внутренний мир человека, его рост, страхи, осмысления, какие-то озарения.
Мой мастер Александр Александрович Алексеев говорил: «Режиссер должен побыть в шкуре актера, чтобы потом понимать, на какие рычаги давить и воздействовать при работе с актером». Моей первой ролью была 50-летняя сошедшая с ума женщина, и мастер мне как-то сказал: «Пока ты сама не поверишь, тебе никто не поверит». И мне кажется, так же надо делать кино. Если я искренне в это верю, этим дышу, — тогда это кино можно показывать, предлагать людям, и именно такое слово, такой образ, такой мессадж, я думаю, способен открыть душу зрителя, его сердце.
Есть фильмы, в которых автор ведет диалог со зрителем из головы в голову, а мне интересно — от сердца к сердцу. Мне кажется, это более сложный путь, проще за слова спрятаться, но «мысль изреченная есть ложь». А мне интересно прийти к такому состоянию, чтобы минимизировать слова, чтобы преобладали эмоции и чтобы с экрана шла такая сильная энергетика и зрителя вводила в состояние, в котором он без дополнительных объяснений все понимает, даже не столько понимает, сколько чувствует, считывает то, что я хочу сказать. Вот это мне безумно интересно, это то, к чему я хочу стремиться. Не знаю, насколько мне удалось это в «Видримасгоре», это был мой первый шаг. Мы все когда-то учились ходить.

Ваш первый шаг сопровождается успехом...
Дай Бог. Я просто говорю, почему мне собственно интересно снимать кино. Я долго себя искала и поняла, что именно профессия режиссера заключает в себе все то, чем я в разрозненном виде занималась прежде и что мне помогает сегодня.

Фото со съемочной площадки
Перейти
Фото со съемочной площадки

А в чем Вы себя пробовали?
В детстве занималась одновременно и настольным теннисом достаточно профессионально, и танцами, и музыкальную школу закончила по классу аккордеона, и все это параллельно со средней школой. Как меня раздирало — не знаю! Я никак не могла определиться, мне все было интересно — и то, и другое, и третье. Потом пошла на факультет филологии и журналистики, поняла, что меня интересует визуальная среда, писала много, читала — вместо сна, в дороге. И жизненный опыт у меня достаточно богатый, так что мне есть что сказать. Во всяком случае, у меня внутренняя уверенность и некая сила есть, которая не дает мне спокойно жить, заставляет меня идти вперед...

Так это прекрасно...
Прекрасно, когда это принесет какие-то результаты. Вот мы с Вами встретимся через несколько десятков лет и скажем: «Как здорово, что такое кино модно, что лица людей изменились!» Ведь посмотрите: меняются поколения и меняются лица, и молодежь сегодня такая интересная, немножко поверхностная, суетливая, но очень быстро осваивает информацию. С молодежью мне интересно, у меня есть сценарий...

Ваш только сценарий или в соавторстве?
Да не знаю, как получится. У меня бывает, что я начинаю или Инга начинает, нас называют Инь и Янь: она — Инга, я — Яна, мы как-то сложились. В этом сценарии я хочу выстроить диалог с молодежью. Это наш завтрашний день.

Диалог со студентами или подростками?
Подростками. Моему сыну 5 лет, но я уже сейчас думаю о переходном возрасте, пытаюсь выстроить с ребенком именно дружеские отношения, чтобы не возникла стена между нами, когда он станет подростком. У меня самой башню снесло в свое время, с родителями возникла бездна в отношениях, и я не хочу, чтобы такое произошло с моим сыном. И я уже сейчас в отношениях с ним хочу проанализировать этот свой опыт, оглянуться, что сегодня происходит, и создать такое кино...
Бессмысленно, если художник нарисовал картину, ее посмотрели, смяли и бросили в мусорку. Хочется ведь, чтобы повесили на стену, и она продолжала жить — вот такое хочется делать и кино. Когда ко мне подходят и спрашивают: «А где еще Ваше кино еще можно увидеть? Или диск купить?», я думаю: «Здорово!». Хочется делать именно такие фильмы, иначе зачем все это. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но это даже не вопрос власти, это вопрос ценности, и опять не в том смысле, что хочется оставить след. А, скажем так, во мне живет фанатичное желание сделать мир лучше, ввести какую-то вакцину любви в мир.
Иногда смотришь на людей и хочется их погладить по голове, и человек уже по-другому дышать начнет, и мир иным ему вокруг покажется. Поколение моих родители выросло недоласканным, мое отчасти тоже. Можно встать в обвинительную позу и ничего тем самым не изменить, а можно зарядить любовью и себя, и своих детей. Это путь, которым можно сделать мир лучше. Да, громкие слова — «сделать мир лучше», но я вижу этот путь, и возможность им идти.

Громкие слова — это те, которые изрядно заездили, а на самом деле в них глубокий смысл. Просто понимание этого приходит через время, с жизненным опытом...
Вы сейчас говорили, а мне в голову пришла такая аллегория: мы стоим сейчас на одном берегу, а перед нами огромный океан, а там остров, и на нем не то что идеальный мир, но туда хочется приплыть. Если говорить: «Поплыли через океан, мы сделаем это!» — это громкие слова, которые могут остаться только словами.
А если сказать себе: «Вот сейчас я сделаю фильм, его придут посмотреть люди, они выйдут наполненные любовью, желанием творить добро, пусть на долю секунды, но их сердце размягчится. И по цепочке они передадут этот заряд положительной энергии другим людям».
Так, однажды на следующий день после показа нашего фильма, сидя в кинозале, я случайно услышала, как одна женщина своей подруге в деталях и красках пересказывала «Видримасгор», при этом сама, хохоча до слез и, по всему видно, получая удовольствие от рассказа.
А потом появится таких фильмов больше. Как говорят, чтобы прийти к большой цели, надо разбить ее на небольшие задачи. И фильмы для меня — как раз и являются такими задачами. Я уже вижу эту лодку, которая плывет от этого берега к острову...

6 июля 2011 года, Екатерина Гоголева специально для www.rudata.ru