Поиск
На сайте: 763796 статей, 327745 фото.

Оборона Севастополя (фильм)

Рейтинг фильма:10Онлайн:
SMS:  
Оборона Севастополя
'
Воскресший Севастополь
Жанр документальный фильм
исторический фильм
Режиссёр Василий Гончаров
Александр Ханжонков
Продюсер Александр Ханжонков
Автор
сценария
Василий Гончаров
Александр Ханжонков
В ролях Иван Мозжухин
Андрей Громов
Александра Гончарова
Павел Бирюков
Ольга Петрова-Званцева
Оператор Луи Форестье
Александр Рылло
Луи Форестье
Художник В. Фестер
Композитор Георгий Козаченко
Кинокомпания Торговый дом Ханжонкова
Длительность 100 мин.
Бюджет
Страна Россия
Звук
Цвет
Метраж
Год 1911
Кассовые сборы
Сборы в США
Cборы в мире
Cборы в РФ
Зрители
Релиз на DVD в CША
Релиз на DVD
Релиз на Blu-Ray
Ограничение
Рейтинг MPAA
Приквел
Сиквел
IMDb ID 0191323
Рейтинг фильма
( 3 оценки, 480-е место )
10
  

«Оборона Севастополя» (другое название — «Воскресший Севастополь», 1911) — российский документально-игровой фильм о Крымской (Восточной) войне, одна из важнейших постановок в истории отечественной кинематографии. Первая российская полнометржная кинопостановка. Чёрно-белый фильм. Для любой зрительской аудитории.


Содержание

Съёмочная группа

Сюжет

Севастопольская печать завела специальную рубрику «Снимки обороны Севастополя для кинематографа и общество». Местные дамы наперебой предлагают заведующему инсценировкой картины свои услуги для изображения в картине сестер милосердия. Предложили свои услуги и артисты труппы В. И. Никулина, в том числе и коршевские Горин-Горяинов и Борисов. Градоначальник разрешил взять из приюта «Корабль-Школа» воспитанников для изображения исторической картины «Игра в солдаты». Из этих мальчиков один будет изображать знаменитого юного героя обороны, сына матроса, Тищенко, 12 лет. Кроме того, В. М. Гончаровым собрано 50 женщин для изображения картины сооружения батареи. Все необходимые для этой картины инструменты, как то: кирки, лопаты, тачки и др., а также фашины (хворост) будут представлены в распоряжение сценариуса командиром крепостной саперной роты подполковником Грузевичем-Нечаем. Председателем комиссии музея Севастопольской обороны, камергером Н. И. Гординским разрешено г. Гончарову выдать из музея портреты: адм. Нахимова, Корнилова, Истомина, генералов князей Горчакова и Меньшикова, графа Тотлебена и ген. Хрулева, матроса Кошки и первой сестры милосердия Даши Севастопольской. По этим портретам будут гримироваться приглашенные артисты, как казенных, так и частных театров. Для участия в воспроизведении эпизодов обороны Севастополя начальником штаба кубанского войска ген. Княшко отправляются в Севастополь пластуны — участники защиты Севастополя. Прибывшие для воспроизведения кинематографом картин исторические костюмы и ружья иностранных войск, участвовавших в Крымской кампании, выставлены пока для обозрения. На днях прибыли в Севастополь из Москвы парикмахер московского Малого театра, а также портные и бутафоры известной в Москве мастерской Талдыкина.

Хроника съемок — КЖ. 1911. № 11. 10.

Словесный наш уговор с Гончаровым был очень краток: я даю на предстоящие по делу расходы (включая сюда и обзаведение фрачной парой с цилиндром) нужную сумму и доверенность на ходатайство от моего имени, а он обязуется или возвратиться в месячный срок с дворцовым разрешением на постановку картины «Оборона Севастополя», или вообще никогда не возвращаться в нашу контору. Не прошло еще и месяца, когда была получена от Гончарова из Петербурга огромная сногсшибательная телеграмма о полном успехе: не только войска и нужные флотские единицы предоставлялись в распоряжение т/д «А. Ханжонков и Ко», но всюду в империи мы могли рассчитывать на полное содействие и помощь от властей в постановке взятой под высочайшее покровительство картины… Почивать на лаврах и рассказывать всем о свое пребывании в «высших сферах» Гончарову пришлось недолго — как только начались подготовительные работы по постановке, он начал с утра до вечера носиться по разным учреждениям, студиям, мастерским и т. д. и т. п. В пиротехническом заведении Кульганек он после многих предварительных испытаний заказал несколько тысяч бомб, долженствующих безвредно и легко взрываться, давая лишь зрительные эффекты. А бутафория, а реквизит, а оружие… Сколько со всем этим было хлопот и треволнений! Как организатор, Гончаров в этом бесконечном трудном и не имевшем еще прецедентов деле показал себя с самой лучшей стороны, но зато как литератор по созданию своего исторического сценария он, увы, совершенно не оправдал возлагаемые на него надежды, он работал над ним таинственно и долго и только перед самым выездом в Севастополь показал его «в законченном виде». Необходимость каждого эпизода Гончаров отстаивал с пеной у рта. Так, за изъятие мною варварской по натурализму сцены, в которой раздробленную снарядом ногу бригадного генерала отпиливают в лазарете под хор песенников вместо хлороформа, автор в качестве компенсации потребовал включения восточного балета в сцену «прием у турецкого султана». И хотя балет был ни к селу ни к городу, пришлось согласиться. В вопросе о выборе мест для съемок возникли непредвиденные разногласия: Гончаров настаивал, чтобы все без исключения батальные сцены снимались на Малаховом кургане, а Ляхов требовал, чтобы таковые снимались непременно на подлинных местах. «Раз в Высочайшем соизволении сказано, что съемки будут произведены точно на их исторических местах, то нам лишь остается по документам точно установить их местонахождение для предстоящих съемок», — отвечал он на все доводы… Такие аргументы оспаривать тогда было трудно, и я предложил полковнику Ляхову заняться своими изысканиями, а Гончарову приступить к съемкам на воде, так как местонахождение севастопольской бухты ни у кого уже не может вызвать никаких сомнений. В первую очередь решено было ставить «отправление паломников ко Гробу Господню» и «потопление корабля „Три Святителя“», то есть первую и одну из последних сцен по сценарию. Тогда уже перестали придерживаться обычая ставить сцены в их хронологической последовательности. И вот тут наш режиссер дрогнул и окончательно отказался ставить военные сцены… Он просил меня, как бывшего военного, взять на себя это дело и со своей стороны обещал самую горячую и всестороннюю помощью. Пришлось волей-неволей согласиться с этим, и, таким образом, сцену «паломники» ставил Гончаров, а «потопление» — я. Гончаров немедленно взял хор певчих из собора и начал с ними разучивать «хоралы», с которыми паломники должны были отплыть «ко Гробу Господню», а я принялся за постройку декорации корабля и укрепление ее на подводной лодке для совместного погружения в воду… Гончаров первым отснял свою сцену. Его «паломники» вполне благополучно с пением вошли по трапу на палубу приготовленного для них корабля, по секундомеру, опять-таки с пением, помолились Богу и тронулись в намеченный путь. С моей съемкой вышло намного сложнее. Когда мы пришли на подготовленную Гончаровым съемку сцены «прощания» на берегу, в нужном месте нас ожидали человек 20-30, одетые в соответствующие снимаемой эпохе костюмы. «Да ведь это же будет выглядеть на экране, как жалкая кучка любопытных обывателей, а не как толпа жителей, собравшихся проводить на гибель лучшие единицы русского флота!..» — невольно вырвалось у меня. Гончаров был задет за живое, так как я сказал это во всеуслышание. «Прошу подождать каких-нибудь полчаса, и я исправлю свою, поставленную мне вами на вид, оплошность» — с этими словами он быстро удалился от места съемки. Он появился из-за угла во главе большой прилично одетой толпы и, размахивая руками, видимо, объясняя передним, что такое синематограф и как надо сниматься. Более ста человек вливалось в нашу съемку; расставив их как нужно и «облицевав» сторону, обращенную к аппарату, нашими статистами, мы начали снимать. Следующая съемка самого потепления корабля развернулась у нас в целую трагедию, несмотря на совершенно безветренный день, и миноносец, и подводная лодка (с декорацией борта «Трех Святителей») все же слегка меняют свое взаимоположение на воде. Учитывая же довольно значительное время, нужное для полного погружения декорации, не исключался риск захватить в объектив новый Севастополь или не захватить нашего корабля полностью. Возможность пересъемки была абсолютно исключена: намокшие декорации теряли свой вид и не годились для вторичной съемки. Долго пришлось потрудиться, пока миноносец и подводная лодка заняли наконец свои строго определенные места. Съемку надо было начинать, не теряя ни одной минуты… И вот в этот роковой для нас момент вдруг в поле зрения аппарата врывается не кто иной, как наш Василий Михайлович на своем проклятом катере!.. Услыхав наши крики и увидев соответствующие знаки, он, почуяв неладное, моментально сделал крутой поворот и исчез из «запретной зоны». Но все равно было уже поздно. Съемка была сорвана! Надо было начинать все сначала… А солнце уже поднималось к своему зениту — время, которого избегают все кинооператоры. Луи Форестье, говоривший только по-французски, тут вымолвил свою первую русскую фразу: «Дурак, сто раз дурак!..» И это было сказано так неожиданно и так искренне, что все близ стоявшие невольно расхохотались. А Форестье, перейдя на свой родной язык, стал доказывать мне, что, пока этот сумасшедший «адмирал» будет разъезжать на катере, съемку начинать все равно невозможно. Это была, к сожалению, непреложная истина. Один случай разыгрался на фоне Малахова кургана. О лучшей «декорации» для предстоящих съемок нельзя было и мечтать. Естественно, мы решили использовать это старинное сооружение возможно шире: тут были поставлены и бытовые сцены из жизни защитников Севастополя во время боевого затишья; тут мы заставили матроса Кошку совершить один из своих геройских подвигов; на бастионе «скончался» у нас и адмирал Нахимов здесь мы разыграли и главный штурм кургана. В день съемок этих массовок с раннего утра в мое распоряжение прибыло гораздо больше войска, чем я ожидал, и это обстоятельство внесло большие затруднения в план, разработанный накануне. Несмотря на то, что мы привезли целый вагон бутафорских костюмов, их хватило лишь на незначительную часть прибывших на съемку солдат. Пришлось тех из них, которым не хватило костюмов, спрятать за валом по бастионам в качестве защитников кургана. Во время съемок все шло гладко. Наши операторы Рылло и Форестье, каждый со своего места, должны были снимать до тех пор, пока штурм не будет отбит. И вот, когда уже надо было заканчивать съемку, вдруг какой-то новый отряд французских зуавов прорывается через ров к валу мимо отступающих и начинает новую атаку… Трубачи заиграли отбой. Но зуавы как сумасшедшие ползли вверх… Второй сигнал отбоя несколько отрезвил зуавов, и они приостановились, но тут их начальник — французский генерал в турецкой красной феске, перегнав передние ряды, закричал, размахивая саблей: «Братцы, не посрамим нашего оружия — вперед, за мною!..» — и повел их наверх к самым амбразурам… Мы глазам своим не поверили, когда в этом генерале узнали нашего Гончарова. Финал штурма он нам сильно подпортил, ибо задуманная картина безлюдного вала, усеянного мертвым телами, не удалась. Не следует делать вывод, что его деятельность была мало полезная. Наоборот, он проявил много инициативы, давшей блестящие результаты: так, он совал в Севастополь престарелых участников Крымской кампании, и мы благодаря этому украсили картину ценными кадрами с живыми свидетелями; он выискал композитора Козаченко, убедил его оставить свои текущие дела и заняться специальной музыкой для нашей картины. Он не получил никакого музыкального образования, не обладал ни голосом, ни особым слухом, но бесконечно любил музыку и был первым поборником и внедрителем ее в кинематографию.

А. Ханжонков, 1960. 345—358.

После окончания съемок сухопутных батальных сцен мы приступили к съемке одного из самых сложных эпизодов — «потопления русского флота в бухте». Для усиления эффекта Гончаров решил построить на имевшейся в нашем распоряжении подводной лодке борта, мачты и паруса из досок, фанеры и брезента. Это сооружение, которое должно было изображать русское военное судно времен осады Севастополя, выглядело довольно эффектно. Снимал я эту сцену с катера, находившегося на расстоянии 60-80 метров от подводной лодки. По условному сигналу «надстроенная» Гончаровым лодка должна была начать погружение в воду. Сначала все шло как будто бы благополучно, но, как только вода достигла «надстройки», все доски, брезенты и куски фанеры под сильным давлением взлетели в воздух, и задуманный трюк не удался. Вернувшись в Москву, мы просмотрели отснятый материал и решили переснять весь эпизод потопления. По моему предложению был построен небольшой макет корабля, и мы с режиссером Чардыниным, которому Ханжонков поручил снять этот эпизод, поехали в Крылатское снимать «потопление русского флота» на Москва-реке. Так как макет был небольшого размера, решено было снимать его с берега. Поставили кораблик на воду, метрах в трех от аппарата, и двое рабочих при помощи кусков фанеры начали «делать» волны. Так как по историческим данным и по сценарию корабли были потоплены огнем береговых батарей, Чардынин решил «во имя исторической правды» топить макет огнем из револьвера «Наган». Раз за разом он всадил в кораблик три или четыре пули, сделав шесть выстрелов, но ожидаемого эффекта не последовало. Макет невозмутимо плавал у берега и не тонул. Перезарядили револьвер и снова выпустили все пули, по-прежнему без толку. Взбешенный Чардынин схватил камень и с яростью запустил им в злополучный кораблик. Я продолжал снимать, надеясь, что вот-вот он утонет. Действительно, камень случайно попал в макет, последний завалился на бок и стал медленно тонуть. При просмотре этого эпизода на экране оказалось, что камня не видно; когда же эпизод «потопления русского флота» был смонтирован с кадрами, запечатлевшими выстрелы из тяжелых орудий береговых батарей, вся сцена получилась довольно эффектной.

Л. Форестье, 1945. 49-50.

По возвращении в Москву, не составив еще мнения о художественном успехе дела, я убедился, что финансовая часть его обстоит крайне неблагополучно. На крымскую экспедицию уже было израсходовано около тридцати тысяч рублей, а картина была еще далеко не закончена. Сделанный против сметы перерасход заставил нас ограничиться досъемкой лишь самых необходимых сцен. В декорациях был поставлен «прием у турецкого султана иностранных послов» с балетом. На натуре было снято «оставление пылающего Севастополя защитниками». Наконец, на Москва-реке, под деревней Татарово, было заснято «отступление севастопольского гарнизона по понтонному мосту на северный берег бухты», и на этом съемки закончились. В коммерческом успехе «Обороны Севастополя» не могло быть никаких сомнений, однако выпуск ее для демонстрирования по России мог последовать не ранее демонстрации наших достижений перед императорским двором. В начале ноября 1911 г. последовало ожидаемое приглашение из летней резиденции царя, и мы с Гончаровым немедленно выехали опять в Крым. Ехали мы туда в настроениях диаметрально противоположных. Гончаров был бесконечно горд своим детищем. Я же искренно огорчался, что мы, несмотря на все наши труды и затраты, не смогли превзойти даже самой средней итальянской исторической картины. Раздобыв один небольшой номер на двоих и оставив в нем вещи, мы немедленно направились в Ливадию. Получив пропуска, мы немедленно направились осматривать театр, а главное — его киноустановку. И то и другое оказалось в порядке, и Гончаров назначил первую репетицию с хором и оркестром на следующее утро. Сеанс в Высочайшем присутствии был назначен на 11 ноября. Гончаров заявил мне, что его последние репетиции идут блестяще. Они заключались во подготовке, или, как Гончаров называл, «синхронизации» музыки и выступления кое-где хора певчих, сопровождающих пением некоторые сцены на экране. Значительно больше меня беспокоили самые сцены. Они оставляли желать много лучшего. По окончании увертюры, когда зал погрузился во тьму, а экран осветился надписью «Оборона Севастополя», я чувствовал себя очень взволнованным: вот сейчас перед всеми этими зрителями должны будут пройти, одна за другой, все сцены: каждая из них имеет те или иные недостатки. Эти недостатки я уже десятки раз видел на рабочих просмотрах и уже не мог ни вырезать, ни исправить. Больше всего меня смущали батальные сцены. Их не удалось сделать приличными… Внезапно сдержанный, добродушный смех зрителей вывел меня из моего мучительного состояния: я глянул на экран и обмер от ужаса: от обреченного корабля, погрузившегося в воду, отплывает весельная шлюпка со спасенной иконой Николая-Чудотворца, а из-за экрана раздается разухабистый плясовой мотив «барыни»! Дело в том, что, желая смягчить впечатление от трагического конца — сдачи Севастополя, в сценарий были введены веселые бытовые сцены. Веселая маркитантка пляшет на бастионе вместе с матросами. Запоздавший оркестр заканчивал плясовой мотив, когда на экране появилась икона Святителя, и быстро перешел на молитвенный мотив «Спаси, Господи». Я желал одного: окончания сеанса. Мне казалось, что собравшиеся оскорблены нашим представлением. Поэтому для меня было приятной неожиданностью, когда в зале раздались аплодисменты, и царь, уходя со спектакля, остановился около меня и поблагодарил за труды. Итак, картина получила право официальной демонстрации в России.

А. Ханжонков, 1937-I. 50-54.

Ялта. 14.XI. В Ливадии Его Величество Государь Император с особами императорской фамилии изволил присутствовать при демонстрации кинемо-картины «Оборона Севастополя», фабрики Ханжонкова. Его Императорское Величество изволил осчастливить Ханжонкова милостивыми расспросами. На спектакле также присутствовали лица свиты и офицеры частей войск, находящихся в Ливадии, и императорской яхты «Штандарт».

Русское Слово. 15.11.1911. 1.

В милостивой беседе, которой я удостоился, Государь Император изволил заметить также о нежелательности грубых промахов в работе и при этом Его Величество с улыбкой вспомнил о ленте, которую он видел несколько лет тому назад: — Корабли топят, а броненосцы стоят. Это момент, когда в Севастопольской бухте перед объективом съемочного аппарата — старый корабль, а новейшие броненосцы, стоявшие в отдалении, также попали на ленту.

Значение кинематографа для военного дела (беседа с капитаном Я. П. Левошко) — ЭР. 1916. № 1. 12.

Гончаров добился разрешения на показ фильма в Московской консерватории, куда в то время ни одна кинокартина «не переступала порога». Однако там, несмотря на сравнительно хорошее совпадение звука с кадром, случилась беда: звук, если можно так выразиться, задавил кадр!.. Произошло это вследствие того, что Гончаров «на свою премьеру» пригласил большой симфонический оркестр, огромный хор певчих и, наконец, для подражания орудийной и ружейной стрельбе применил ряд звуковых эффектов…

А. Ханжонков, 1960. 358—359.

Грохот орудий, море огня, смерть со всех сторон — главное содержание кинематографической исторической картины «Оборона Севастополя», продемонстрированной вчера в Большом зале консерватории. Военный и симфонический оркестры, хор певчих дополняют впечатление. К сожалению, наиболее интересные из изображенных на картине эпизодов не имели отчетливости; за недостатком света все сливалось в какую-то сплошную массу. Большинство надписей, характеризующих содержание отдельных картин, было совсем неразборчиво. Мало того, в первом отделении произошел перерыв, который продолжался более 10 минут. Такие эффекты вызывали большое неудовольствие немногочисленной публики. Свист и крики часто слышались, особенно в начале демонстрации. К недостаткам же следует отнести малое сходство центральных фигур картины — Нахимова и Корнилова (герои изображены великанами, театрально жестикулирующими).

Русское Слово. 23.11.1911.

В течение нескольких дней «Оборона Севастополя» демонстрировалась в Большом зале консерватории. Это было сделано с целью. Я хотел показать театровладельцам, как следует обставлять демонстрацию таких больших картин. Кроме того, я учел, что без музыкального сопровождения впечатление от картины будет значительно ослаблено, а съехавшиеся отовсюду покупатели должны были увидеть товар лицом. Но техническая сторона самой проекции оказалась далеко не на высоте: не было учтено, что свет от многочисленных пюпитров оркестра, расположенного под самым экраном, ослабит четкость изображения. Неудача меня крайне расстроила, но лестные отзывы печати и блестящие результаты продажи заставили забыть все тяжелое и неприятное, связанное с постановкой.

А. Ханжонков, 1937-1. 56.

Фирму нашу буквально осаждали требованиями. Казалось, остается только выпустить ее в продажу, но это было тогда не так просто: во-первых, все расходы, связанные с постановкой, достигли сорока тысяч рублей, а такую, невероятную по тем временам сумму обычной продажей возвратить не представлялось никакой возможности, так как количество проданных экземпляров всегда было обратно пропорционально их стоимости. Высокая расценка не помогла бы делу. Во-вторых, затруднение заключалось и в том, что касса нашего торгового дома требовала немедленного пополнения; продажа должна была быть произведена только за наличный расчет, а от этого наши покупатели совсем отвыкли. Не находя выхода из создавшегося положения, я обратился за советом к своему старейшему по летам и опыту коллеге — директору фирмы «Бр. Пате» Гашу. После тщательного обсуждения всех данных Гаш утешил меня перспективой «примириться с предстоящим убытком по постановке, так как в одной стране с ее ограниченной сетью кинематографов безусловно нельзя покрыть подобных затрат». Он рассматривал картину как фактор рекламного значения. Для фирмы «Бр. Пате» с ее огромным капиталом такие расходы по рекламе, может быть, и были естественны, но для моей, с ее опустошенной кассой и некоторой задолженностью, они граничили с крахом. Я долго ломан себе голову в поисках выхода из тупика и, наконец, решился на применение совершенно нового способа реализации затраченного нами времени, труда и денег. Я объявил право эксплуатации «Обороны Севастополя» порайонно, исключительно за наличный расчет. При этом я гарантировал покупателей от каких-либо срывов и дал право брать на район, по мере надобности, любое число позитивов по цене лишь обработанной пленки. Такое нововведение, конечно, не могло пройти без трений. Тк, например, петербургские прокатные конторы, наиболее организованные, вынесли постановление совершенно отказаться от эксплуатации «Обороны Севастополя». Отказалась от покупки картины и московская контора Аргасцева, а также и рижская контора Минтуса; но все они жестоко пострадали: в петербургский район вторгся с моей картиной Либкен, рижский район немедленно был захвачен т-вом «Глобус», контора же Аргасцева принуждена была совсем закрыться. «Оборона Севастополя» была распродана, во-первых, очень скоро, во-вторых, за наличный расчет, в третьих, за такую сумму, которая не только покрыла расходы по постановке, но и дала фирме солидную чистую прибыль.

А. Ханжонков, 1937-1. 54-55.

Раз кинематограф принимает на себя задачу демонстрирования перед толпой представлений на темы научные, патриотические и т. д., то это должно быть сделано безукоризненно и совершенно добросовестно отнюдь не должно быть допущено ни извращений, никаких-либо ошибок, ни всего того, что, пожалуй, будет истолковано превратно, часто даже плохо понято. Именно при таких печальных условиях, чтобы не сказать больше, кинематографом демонстрировалась «Оборона Севастополя». Кажется, тема всесторонне широкая, вполне благодатная, высокопатриотичная и в ней можно было бы усмотреть гг. предпринимателям не только коммерческую сторону дела, но и нечто другое, тем более, что этим господам по особому благоволению и, очевидно, из целей историко-патриотических была дана редкая возможность поставить дело вполне добросовестно и дать действительно интересно-поучительное патриотическое зрелище. Но кто-то чего-то не досмотрел и вышло вопиющее безобразие. Об исторической правде говорить нечего — прямое издевательство над публикой гг. предпринимателей зрелища: солдаты, герои Севастопольской обороны обряжены в рубашки и гимнастерки наших дней и вооружены винтовками последнего образца. Адмирал Нахимов, глядящий на затопление судов, изображен в каких-то нелепых, болезненных конвульсиях, и народный герой, имя которого должно быть свято, вызывает у публики смех. До след обидно. С иностранными войсками уже окончательно не церемонились: вместо войска какая-то балаганная толпа, конечно, замаскированная, совершенно не имеющая вида солдат, принимающих участие в военных действиях, а словно отплясывающих макабрский танец и т. д. Наполеону III зачем-то нацепили крест Почетного Легиона величиной чуть ли не во всю грудь. Вообще все представление какая-то сплошная недобросовестная чепуха, совершенно искажающая всякое представление о былой действительности и вносящая самое превратное понятие о великом историческом акте обороны Севастополя. Стыдно и позорно, гг. предприниматели! Очень стыдно — наживать деньги, конечно, вещь приятная, но нужно выбираться и в способах!..

Голос Земли (СПб.). 02.03.1912. № 51.

Величайший в Москве электротеатр «Вулкан». 23 января будет демонстрироваться грандиозная историческая картина. ОБОРОНА СЕВАСТОПОЛЯ. Картина разыграна на местах былых событий Крымского полуострова с участием войск и флота. В демонстрировании картины участвуют: баритон, хор певческой капеллы Губонина под управлением регента г. Захарченко, три оркестра музыки: концертный — под управлением С. Плотникова, военный 11-го Гренадерского Фанагорийского полка под управлением капильмейстера А. О. Пиорковского, балалаечников под управлением Н. Соболевского. Битва, стрельба и разрушения сопровождаются звуковыми эффектами.

Голос Москвы. 21.01.1912. № 17. 6.

Сильно прорекламированная картина, в общем, несмотря на естественный интерес ее по историческому прошлому, однообразна и того, что могла бы дать, не дала. Как говорят, постановка картины обошлась в 180 000 руб., а за такие деньги, безусловно, славную годину русской истории можно было бы передать куда ярче и лучше. Интересный сюжет картины, большие буквы на афишах, а главным образом то, что картина эта удостоилась обозрения Государя Императора, сделали свое дело: публики на сеансах было много.

Кубанские областные ведомости (Екатеринодар). 11.01.1912. № 8.

Такая превосходная тема, как Севастополь, оказалась невообразимой чепухой, искажающей действительность и, что самое печальное, позорящей героев этой войны. Прежде всего поразительны анахронизмы. Организаторы пальцем не ударили ради соблюдения внешней исторической правды. Тысячи солдат-фигурантов, изображающие севастопольских героев, все одеты в современные летние рубашки и фуражки без козырьков и снабжены винтовками нынешнего образца. Иностранные войска изображены прямо комично. Об исторической правде тут и речи быть не может. Вместо войск 1855 года представлена какая-то маскарадная толпа, беспорядочные движения которой представляют верх абсурда. «Севастопольская оборона», очевидно, рассчитана на патриотические чувства, но я не знаю, на каком градусе ниже нуля нужно иметь эти чувства, чтобы подобный балаган мог произвести на зрителя трогательное впечатление. Арапство.

Друг (Кишинев). 08.01.1912. № 31.

Демонстрировавшаяся в Железнодорожном Собрании картина кинематографа «Оборона Севастополя» привлекла много публики. В общем, от картины осталось смутное чувство неудовлетворенности. В массовых группах мало движения \и жизни. Морские снимки, как гибель затопляемых кораблей, произведены на слишком далеком расстоянии. Нет связи между отдельными картинами. При демонстрации картин в Железнодорожном Собрании немилосердно терзал слух громогласный оркестр. Казалось, от его неистового усердия вот-вот развалятся стены здания.

Харбинский Вестник. 04.03.1912. № 2402.

Обошедшая чуть ли не все города России, грандиозная картина «Оборона Севастополя» попала, наконец, в нашу Рязань. По правде сказать, лучше было бы, если бы она совсем сюда не попадала в таком виде, в каком она дошла до нас: изорванная, вся с массой пропусков, некоторые сцены даже совсем отсутствуют, сохранились лишь надписи для них. Но и помимо того, собственно об обороне Севастополя картина дает мало представления. Вообще, как и большинство синематографических картин русского производства, «Оборона Севастополя» — чистейший лубок, за исключением весьма немногих сцен. Зато шуму и треску было с избытком. Публики на первом и втором сеансах была масса.

Рязанский Вестник. 06.03.1912. № 53.

Выйти в свет она должна была только после цензуры, произведенной моим распоряжением, так как выпускать в публику картину, не соответствующую патриотическим целям, для которых она предназначалась, я не считал возможным. Между тем картина, о недостатках которой было известно, удостоилась без моей цензуры счастья быть представленной ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, и об этой милости публикуется во всех рекламах и афишах тех театров, которые картину показывают. Работа Ханжонкова вызывает в публике серьезные на нее нападки. Сообщаю об этом Вашему Высокопревосходительству на тот случай, если Вы признаете желательным запретить печатать на афишах о представлении картины ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, так как это увеличивает прилив публики, остающейся впоследствии недовольной.

Начальник канцелярии Министерства Императорского Двора генерал-майор А. А. Мосолов — Министру Министерства Императорского Двора Б. В. Фредериксу; 11.IV.1912. — ЦГИА СПб. Ф.472. Оп. 49. Ед. хр. 969. Л. 52.

Две недели тому назад показывали инсценированную осаду Севастополя, в русской постановке. Сделано было все неумело, грязно, но такова сила этого нового искусства — зрители почти два часа с захватывающим интересом следили за представлением, несмотря на то, что три четверти сцен были повторением одного и того же, грубо скроенного, грубо сшитого. Значит, в идее быстрой смены впечатлений, значительной самой по себе — кроется зерно впечатления.

П. Нилус. Новый вид искусства. — СФ. 1912. № 9. 11.

Оборона Севастополя неизгладимо сохранилась в моей памяти. Не буду описывать происходящее на экране, зато опишу, что происходило за экраном и возле него. Тапер-пианист неистово колотил по басовым клавишам рояля, за экраном били в железные листы и барабан и еще во что-то, изредка раздавались настоящие револьверные выстрелы, а когда на экране в дело шли пушки, за экраном палили из ружья уменьшенным зарядом. В зале стоял пороховой газ, зрители подскакивали от выстрелов. Луч света из кинобудки едва пробивался сквозь дым, и в зале совсем было светло от отражения. Публика начала протестовать, и сеанс приостановили проветривать помещение. Потом при уменьшенных звуковых эффектах сеанс закончился. Уходя, я подобрал с полу стреляную маленькую гильзу и долго хранил ее как сувенир.

В. Степанов. 1992. 469.


Фильм открывается крупными планами (кинопортретами) императров Николая I и Александра II, руководителей и героев обороны Севастополя.

Военно-морской совет в Севастополе. Командование гарнизона и Черноморского флота, в том числе Нахимов и Корнилов, обсуждают стретегию обороны города и принимают трудное решение затопить корабли, чтобы перекрыть вражескому флоту вход в фарватер Северной бухты.

Потопление нашего флота. На рейде Севастополя готовят к затоплению корабль «Три Святителя». Жители города собрались на берегу и прощаются с одним из лучших кораблей российского флота. Корабль расстреливают из береговых орудий.

Женщины сооружают батарею. Жители города, солдаты и матросы строят укрепления.

Первый штурм Севастополя 5 октября 1854 года. Вражеская пехота атакует укрепления. Русские войска контратакуют, затем снова отступают на позиции. Санитары выносят с поля боя оставшихся на нём убитых и раненых.

Адмирал Корнилов на Малаховом кургане. Солдаты стреляют из ружей по противнику. На бруствер поднимается адмирал Корнилов и смотрит в сторону вражеских позиций в подзорную трубу. Внезапно адмирал падает, он ранен. Корнилова уносят с бруствера в лазарет, где он вскоре умирает.

На Камчатском люнете в ночь на 11 марта. Ружейная перестрелка с противником, работа санитаров на позициях, передвижение войск.

В тылу инкерманского сражения. Матрос Кошка пробирается через линию огня и берёт в плен вражеского часового.

На четвёртом бастионе. Артиллеристы и стрелки обороняют четвёртый бастион. После очередной атаки бастион захвачен турками. В знак уважения, враги разрешают оставшимся в живых защитникам бастиона покинуть его с оружием.

Дети собирают ядра. Севастопольские дети приносят на батарею ядра, выпущенные по городу вражеской артиллерией.

Деятельность адмирала Нахимова. Нахимов командует обороной на четвёртом бастионе.

Между жизнью и смертью. Солдаты между боями пляшут на бастионе «барыню» с севастопольскими девушками. Неподалёку возле полевой часовни лежат приготовленные к отпеванию погибшие. Женщина узнаёт в одном из них своего мужа.

Штурм Севастополя 28 июня 1855 года. Защитники городских укреплений отбивают нападение вражеской пехоты.

Смерть адмирала Нахимова. Нахимов смертельно ранен возле орудия на бастионе.

На перевязочном пункте. Сёстры милосердия помогают раненым. Пирогов оперирует тяжёлых пациентов. Санитары приносят всё новых и новых раненых.

Совет главнокомандующих союзных армий. Английский, французский и турецкий главнокомандующие обсуждают следующий штурм Севастополя.

Штурм 6 июня 1855 года. Объединённые вражеские войска отчаянной атакой захватывают батарею. Генерал Хрулёв скачет за подмогой и, повстречав плохо вооружённую роту, возвращающуюся со строительства укреплений, призывом «Благодетели мои! В штыки! За мною!» поднимает её в рукопашную и отбрасывает противника.

Смерть капитана Островского. Командир мушкетёрской роты штабс-капитан Островский ценой своей жизни задерживает неприятеля, угрожая взорвать бочонок с порохом.

Отступление на Северную сторону 27 августа 1855 года. Войска и жители оставляют разрушенный артиллерийским обстрелом город и переправляются через бухту на Северную сторону. Солдат прощается с Свастополем и клянётся, что вернётся сюда.

Французские ветераны. Документальная съёмка: французские участники Крымской войны на Малаховом кургане.

Английские ветераны. Документальная съёмка: британские участники Крымской войны на Малаховом кургане.

Русские ветераны. Документальная съёмка: русские ветераны Крымской войны озле орудий на бастионе. Бывшие рядовые, унтер-офицеры и сёстры милосердия по очереди подходят к камере, сверкая медалями — сначала женщины, затем мужчины, снимая фуражки.

В кадре — фасад здания панорамы «Оборона Севастополя» на Историческом бульваре. Гранитные монументы с надписями «1 бастiонъ», «2 бастiонъ», мемориальные стеллы «4 бастiонъ», «Язоновскiй редутъ», знаменитые севастопольские памятники — затопленным кораблям, Тотлебену, Нахимову, Корнилову.

В ролях

Интересные факты

  • Первый показ фильма состоялся 26 октября 1911 года в царском дворце в Ливадии зрителями стали Николай II и члены царской семьи.
  • По распоряжению императора к работе над фильмом была привлечена большая группа историков и военных консультантов, которые постарались максимально точно воссоздать реалии Севастопольской обороны.
  • Батальные сцены в этом фильме впервые в мире снимались сразу двумя аппаратами, с панорамированием и сменой ракурсов.
  • Фильм стал превым российским полнометражным.
  • В съёмках принимали участие регулярные подразделения Русской армии и ветераны обороны Севастополя 1854-55 годов.

Ссылки


Первоначальная версия этой статьи была взята из русской Википедии на условиях лицензии GNU FDL.