Поликушка (фильм)
Поликушка | |||||
---|---|---|---|---|---|
' | |||||
' | |||||
{{{Image}}} | |||||
Жанр | Драма | ||||
Режиссёр | Юрий Желябужский Александр Санин | ||||
Продюсер | |||||
Автор сценария | Федор Оцеп | ||||
В ролях | Евгения Раевская Иван Москвин Н. Костромской Сергей Головин Варвара Массалитинова | ||||
Оператор | Юрий Желябужский | ||||
Художник | Сергей Козловский С. Петров | ||||
Композитор | |||||
Кинокомпания | Т Д «РУСЬ» | ||||
Длительность | 50 мин. | ||||
Бюджет | |||||
Страна | Россия | ||||
Звук | |||||
Цвет | |||||
Метраж | |||||
Год | 1919 | ||||
Кассовые сборы | |||||
Сборы в США | |||||
Cборы в мире | |||||
Cборы в РФ | |||||
Зрители | |||||
Релиз на DVD в CША | |||||
Релиз на DVD | |||||
Релиз на Blu-Ray | |||||
Ограничение | |||||
Рейтинг MPAA | |||||
Приквел | |||||
Сиквел | |||||
IMDb | ID | ||||
|
«Поликушка» — кинофильм 1919 года. В ролях: И.Москвин, В.Пашенная, Е.Раевская. Чёрно-белый фильм. Фильм перешёл в общественное достояние. Для любой зрительской аудитории.
Содержание |
Сюжет
«Поликушка» А. А. Санина — смелый вызов кинематографии сегодняшнего дня. Это какой-то до гениальности простой синтез театрального искусства, медлительной литературной повести и кинематографической техники. Это близко к тому преодолению художества техникой, о котором мечтают молодые горячие головы (хотя в несколько ином плане). Это преодоление кинематографии с помощью кинематографии же. Недаром германский журнал «Der Film» отмечает в постановке «Поликушки» (как и в других постановках того же режиссера, демонстрировавшихся в Берлине) изумительную, выдающуюся технику снимков картины (исполненных Ю. А. Желябужским) и захватывающую серьезность постановки. И. М. Москвин, которого мы рады встречать везде и всегда, использован, если можно так выразиться, полностью. Больше, чем требовал бы самый терпеливый зритель. Москвин играет вовсю, подчиняя своей воле монтажный план и сосредотачивая исключительное внимание на столь знакомой, москвинской сценической манере, еще преувеличивающейся на экране, в перемеживающихся первых планах. Это в общем — увековечение сценического Москвина. Но промелькнул на экране и Москвин кинематографический. Моменты от поездки Поликея за деньгами до конца роли — самые яркие, и многие из них наиболее бесспорные во всей картине. Москвин здесь более сдержан, сосредоточен, экономен в средствах выражения. Эти моменты самоценны, вне связи с остальным и с комедийно-бытовыми импровизациями Москвина. Так же обстоит дело и с другими исполнителями. Запоминается только несколько сильных моментов (хотя все-таки не сделанных) у В. Н. Пашенной, лучше запоминается рисунок роли у Е. М. Раевской. Остальное быт, быт и быт. Правда, крепко сделанный, на основе этнографических традиций Малого театра, но слишком уж натуралистически проработанный. Как будто бы картина делалась только для заграницы, с расчетом, главным образом, на любопытство интересующегося бытовой экзотикой иностранного зрителя. Итак, после долгих ожиданий мы увидели в России «Поликушку». После того, как его увидел Берлин. В Германии картина понравилась. Это нам льстит. Но мы знаем свои силы. И ждем большего от нового русского производства, так как картина «Поликушка» еще от прошлого, от того прошлого, которое мы должны преодолеть.
Веронин. — Кино (М.). 1922. № 2. 12
В кино (М. Дмитровка, 6) на днях пойдет первым экраном «Поликушка» с Москвиным в главной роли и «Девьи горы» по Е. Чирикову.
Кино-жизнь (М.). 1922 (сентябрь). № 2. 8
Первый съемочный день. Перед Москвиным устанавливается съемочный аппарат. — Мне кажется, — говорит Москвин, следя за манипуляциями, которые проделывал Желябужский, — что оператор в нашем деле — самый страшный человек. Режиссер и актер мучаются, проверяют каждый жест, напрягают всю свою волю, заботятся о каждом мимическом нюансе, и вдруг в вашей машине вы повернете чуть-чуть не так какой-нибудь винтик, и окажется, что все наши старания пропали бесследно. Темное дело! На сцену в театре выходишь и видишь тут же результаты работы каждого, а в кино результат зависит от работы разных колесиков, от качества пленки. А потом, после того как мы тут кончим сниматься, лента уходит в лабораторию, попадает в руки химика, и наша судьба уже зависит от его таланта, от ловкости его рук, да еще от качества химикалий. И, наконец, если и оттуда лента выйдет благополучно, мы все же еще ничего не видим. Мы попадаем в просмотровую комнату, и тут многое зависит от того, как там будет «крутить» механик… Не придав должного значения предупреждениям, Москвин не оберегал глаз от «юпитеров» и все посматривал с тревогой, не мигают ли они. В результате — сильный ожог глаз. Ожог глаз не был единственной неприятностью И. М. Москвина на его первой съемке. Просмотр на экране заснятого материала обнаружил излишнюю суетливость Поликея, резкость движений и жестов актера. Хотя Москвина и предупреждали о предательских свойствах кинематографа подчеркивать, огрублять, делать более резкими движения, которые в жизни кажутся более естественными и нормальными, артист не нашел еще внутреннего критерия для контроля над своими жестами. Напомним, что это было в условиях 1919 года. Негативная пленка была на исходе. Война и блокада приостановили импорт киноматериалов из-за границы, а собственного производства пленки у нас еще не было. Коллектив «Русь» не имел никаких запасов, снимать приходилось на старой пленке, случайно приобретаемой небольшими количествами (20—100 метров), иногда уже покрывшейся вуалью. Поэтому на съемке был установлен в буквальном смысле голодный режим расходования негативного материала. На весь фильм «Поликушка» длиной около 2000 метров (следовательно, за вычетом длины надписей при длине негатива около 1800 метров) было израсходовано всего 2500 метров негативной пленки. Это ставило актеров в исключительно трудные условия работы. Пересъемки и дубли были почти невозможны и осуществлялись лишь в редких случаях за счет точного, предварительного (во время тщательных репетиций) сговора режиссера и оператора о начале включения аппарата и о прекращении съемки; это позволяло до минимума сократить срезки кусков во время монтажа. Москвин являлся на съемку настолько подготовленным, что репетиции перед аппаратом нужны были ему, по сути дела, только для нахождения точной мизансцены, для определения границ кадра и для окончательной установки осветительной аппаратуры, тогда весьма несложной и имевшейся в небольшом количестве. Чтобы не рассеять собранного актерского состояния и остаться до конца съемки неутомленным, И. М. Москвин подчинял свой день в киностудии строгому регламенту. Он уклонялся от излишних разговоров, придерживался умеренного режима питания, уединялся в своей комнате с книгой в руках. Ошибки первых дней съемки были учтены Москвиным с беспощадной самокритичностью. Вскоре ему удалось избежать чрезмерной суетливости и резкости движений и жестикуляций. С тем большим старанием стал он отыскивать выразительные детали. Чтобы подчеркнуть душевное состояние Поликея, Москвин проявил высокую изобретательность художника, дополняя фантазию сценариста и режиссера. Так рождены были сильнейшие сцены в фильме.
М. Алейников, 1947. 60—64
В Торгпредстве мы наметили план предварительной широкой информации о предстоящем выпуске «Поликушки» в Берлине, план, который был намечен в Москве. Во-первых, надо мобилизовать высокую технику немецких кинолабораторий и добиться лучшей копии с негатива, страдающего многими техническими дефектами. Все, что можно было сделать в Москве, было уже использовано нашими лаборантами и оператором Желябужским. Во-вторых, зная заранее, что и после всех возможных исправлений негатив технически останется все же невысокого качества, необходимо предварить показ картины такой надписью-информацией, которая непременно отвлечет в дальнейшем, во время демонстрации картины, внимание от технических дефектов. Вот текст такой информации, который был составлен еще в Москве: «Этот фильм снимался в самое трудное, голодное время, которое переживала Советская Россия в 1919 году. Павильоны Студии не отапливались; актеры с восторгом рассказывали потом, что на съемках они получали тарелку горячего супа и кусочек хлеба, а иногда даже и яичницу». И третье предложение — сперва показать фильм Альфреду Керру, наиболее популярному и авторитетному немецкому театроведу, на которого указал мне Н. Е. Ефрос. А. Керр — постоянный критик либеральной буржуазной газеты «Берлинер Тагеблат», весьма распространенной. Он был приглашен в Торгпредство, и ему одному показали «Поликушку», привезенный из Москвы экземпляр, в начале которого была подклеена вышеприведенная информация. А. Керр, который до этого никогда не откликался ни на один кинофильм — ни отечественного, ни иностранного производства, поместил вскоре в газете статью, озаглавленную «Фильма Станиславского», всколыхнувшую художественную общественность Берлина.
М. Алейников, 1950-е. 71 — 72
Натурализм, полный невиданного богатства и той кипучей уверенности, как на картинах Мемлинга из Брюгге. Гениальное освещение жизни. Гений здесь не кроется в направляющем или играющем художнике… а, очевидно, в человеческой группе. Мы знакомы с ней. Она открывает фильме новые возможности — в углублении правды… Поликушка видит сон: он видит своих родных, радостно сидящих вместе. В другой раз кому-то снится, будто покойник Поликушка грозно наступает. Показательна здесь для удивительного московского натурализма фанатичность, ибо, взрощенная на натуралистической почве, она намного более захватывающа, яснее, цельнее — словом, более потрясающа, чем обычно. Как это «делают» русские? Снящиеся Поликушке родственники лишь немного светлее. Поликушка видит их только в более чистой сфере. Без облачного тумана. Только светлее — как будто их поскоблили, по-праздничному нарядили. Чем-то недоговоренным веет чуть заметно вокруг них… А стеклянно-мертвый дух Поликушки бродит, не поднимаясь, беспрестанно, с ужасающей деловитостью, с такой ужасающей простотой, что ни один человек ни на минуту не должен бояться исчезновения. Даже во всем сверх-будничном — потрясающая, углубленная скромность будней. Эти величайшие художники теперешнего театра передают деиствительность с фантастической правдивостью и фантастику с правдивостью действительности… Ничтожные недочеты: дважды кто-то широко раскрывает глаза, садовник «играет» для аппарата. Но как непринужденно движутся массы! Их забыть никак нельзя. Как далеки от обычной фильмы группы на воздухе и в доме. Они будто не составлены в фильме специально для съемки, а захвачены ею врасплох. Чудо жизни. И притом русской жизни, ибо сюжет имеет первостепенное значение…
А. Керр. «Фильма Станиславского». — К-е. 1923. № 5. 4—5
Состоявшаяся 5-го марта премьера «Поликушки» в Берлине прошла с большим успехом. Смотреть фильму собрались лучшие представители немецкого художественно-артистического мира. Во всех отзывах печати критики подчеркивают гениальную игру Москвина, потрясающий психологический сюжет, мастерски переданный на экране, и то великое «нечто», что свойственно всем проявлениям русского искусства. Для русских зрителей фильма была душевным событием. Одни виды русской тоскливой природы, «края родного, края долготерпенья», слившиеся с превосходной игрой московских художников в одно неразрывное целое, действовали волнующе. Вспоминались стихи Тютчева, картины Левитана… Крепостничество и Великая Революция, материальная нищета и духовное богатство. Какой таинственной и могучей жизнью, трагической и непреодолимой силой веет от России и от «русских тем» — невольно думалось, глядя на «Поликушку».
К-е. 1923. № 7. 6
В свое время немцы восхищались «Поликушкой». Они уверяли, что благодаря тому, что картина снята не в фокусе, лента имеет особенно элегический характер. Хотя в этом случае — удача оператора Желябужского, конечно, была случайна.
В. Шкловский. Горе от шпаги. — Газ. «Кино» (М.). 1925. № 40. 3
В кинематографии часто делаются ленты с изменениями для отдельных заказчиков. Англосаксонские страны не принимают картин с несчастными развязками, для них делаются развязки другие. Для русского покупателя в свое время делали иной конец, чем для европейца. Кроме того, условия демонстрации картины подвергаются укорачиванию. Удлинению они, кажется, никогда не подвергаются. Из «Поликушки» в Германии было выброшено 200 метров.
Шкловский В. За 60 мет. Работы о кино. М., 1984. 42
«Поликушка», по известному рассказу Толстого, очень тонко, я бы сказал, литературно поставлен тов. Саниным. Исполнитель главной роли — Москвин дает чрезвычайно трогательный образ. Может быть, — является спорным, — и возможно не придавать кино-лентам такой эпизодный характер, во всяком случае, на мой взгляд, «Поликушка» верный или ложный, но крупный шаг в сторону именно тщательной передачи — как это ни странно звучит — чисто литературных и психологических достоинств литературного произведения на экране.
Отзыв Наркома Л. В. Луначарского о «Поликуйте». Кино (М.). 1922. № 2. 11
Только абсолютным отсутствием в прокате доброкачественных лент или неумением кинотеатров подобрать программу можно объяснить возобновление «Поликушки». О неуместности ремесленной инсценировки Толстого говорить не приходится. Это и так ясно. На примере «Поликушки» можно убедиться, что великолепный театральный актер Москвин не умеет двигаться перед аппаратом, и можно видеть, что не понимающий кинематографа театральный режиссер, «логически» развивая действие, повторяет одно и то же положение в течение десяти раз. Успех «Поликушки» в Германии вызван не достоинствами ленты, а примитивной демонстрацией экзотики русской деревни и преклонением перед именами Толстого и Москвина. Нашему зрителю Толстой дорог не как материал для инсценировки.
М. Блейман. — «Ленинградская правда». 15.06.1926. 4
Поставленная в 1919 году картина почти не демонстрировалась в СССР, но успела обойти экраны кинематографа всего мира. Сценарий точно следует одноименному рассказу Льва Толстого, благодаря чему картина не смогла избавиться от морализующей тенденциозности первоисточника. Поэтому «Поликушка» лишен того главного, что ищем мы в советской картине, — социального значения — и это же в значительной мере объясняет появление и успех его на экранах Нью-Йорка, Парижа, Берлина и других городов еще во времена 20—21 года. НО НАИБОЛЕЕ ЯРКОЕ В КАРТИНЕ — ЭТО ИГРА МОСКВИНА. В ней очень мало того, что принято понимать под кинематографической трактовкой типа. Москвин «дает» Поликушку сугубо театральными приемами. Каждый его жест, движение, мимика лица, пускай и сценичные, но наглухо пристегнутые к самому действию и формирующие его. Москвин один говорит и дает зрителю больше, чем фильма в целом. Он разбил свою роль на десятки отдельных кусочков, деталей, из которых каждый по-своему потрясающ. И трудно сказать, что производит большее впечатление: методическая подготовка к самоубийству, обнаружение пропажи денег или постоянный характерный для Поликушки жест — вытирание носа полой полушубка. В каждом эпизоде, крошечном положении, держащемся на экране несколько секунд, Москвин приковывает к себе внимание зрителя, сосредоточивает на своей фигуре и создает яркий, убедительный и правдивый тип. И если бы сценарий окружил Москвина иной социальной атмосферой и дал ему повод к толкованию Поликушки в плане более резкого выявления действительного положения вещей эпохи — картина была бы безупречной даже с точки зрения продукции сегодняшнего дня.
Вл. Недоброво. — ЖИ. 1926. № 29. 20
Рецензии
В ролях
- Евгения Раевская — барыня
- Иван Москвин — Поликей
- Н. Костромской — кабачник
- Сергей Головин — Дутлов
- Варвара Массалитинова — столяриха
- Вера Пашенная — Акулина