Эшпай Андрей Андреевич 004.jpg Андрей Андреевич Эшпай

В рамках программы «Перспективы» Московского кинофестиваля состоялся показ картины Андрея Эшпая «Событие», снятой по одноименной пьесе Владимира Набокова. По словам режиссера, в фильме он «сместил акценты в сторону женских персонажей». Роль главной героини Любы сыграла Чулпан Хаматова. Ее партнершами на съемочной площадке стали Евгения Симонова и Ольга Прокофьева. Своими впечатлениями о поиске «пространства и времени» в фильме режиссер, актрисы и актер Игорь Гордин, исполнявший главную мужскую роль, поделились на пресс-конференции, которую вел Андрей Плахов. А Ольга Прокофьева, сыгравшая небольшую, но выразительную роль Марты, ответила на вопросы корреспондента РуДаты.

Андрей Плахов: Фильм «Событие» - интересный, необычный фильм, действительно вызывающий желание поговорить о нем подробнее. Андрей Эшпай – режиссер, который всегда работает парадоксально, в различных формах и жанрах кинематографа. Мы недавно видели его картину «Многоточие», ставшую важным событием современного кинопроцесса, у него были экспериментальные работы, экранизация классики. Были и большие работы, которые формально можно назвать сериалами, но на самом деле это были очень качественные, серьезные, большие экранизации, как «Дети Арбата» или исторические фильмы как «Иван Грозный». «Событие» – экранизация пьесы Владимира Набокова. Сам по себе этот проект вызывает уважение своей смелостью, неожиданностью.
Когда речь идет о Чулпан Хаматовой, слова излишни, у нее прекрасные театральные работы и работы в кино. Творческая биография Евгении Симоновой настолько богатая, что ей надо посвящать отдельную пресс-конференцию. Игоря Гордина мы знаем как актера меньше.

Вопрос: В СССР было много фильмов, поддерживающих социализм, но он развалился. Сейчас в современной России делают много интересных картин. Ваши фильмы и фильмы других режиссеров влияют как-то на общество? И почему Вы снимаете фильмы?
Андрей Эшпай: Думаю, как бы мы ни определяли, если делаешь фильм, то делаешь его для себя. И если твое ощущение совпадает с ощущением большинства, происходит какое-то большее воспламенение. Влияние кинематографа на общество – вопрос чрезвычайно сложный. Он может влиять и не влиять, и могут выдающиеся фильмы выдающихся режиссеров не оказывать воздействия на общество в какой-то степени в данный момент. Тем не менее со временем накапливается некий результат, влияющий на человека. Что касается фильма «Событие», то если сейчас рассматривать в контексте происходящего в нашем и европейском кинематографе, то можно заметить, что в общем он очень социологизирован. И мой путь в данной ситуации был - обратиться сначала к человеку, к отношениям, к душе, к сложнейшим построениям мотивировок поведения, поступкам. Данная пьеса дает возможность раскрытия нехороших зон, существующих в человеке, то есть это попытка движения к самому дну, внутрь, к душе.
Я думаю, что именно так зреют те процессы, которые потом переходят в социальные. Такой путь мне кажется близким, потому что если двигаться только от социальных проблем, в итоге мы очень многое сужаем. Мне кажется, что все крупные режиссеры – Бергман, Антониони, говорили прежде всего о человеке и только потом обращались к социальному. Но шли не от внешнего, а от внутреннего. Этот фильм - попытка двигаться таким путем. Плюс такую картину трудно сделать с точки зрения продюсерской, так как сложно вызвать интерес. И то, что я сам продюсер, дало возможность мне и всей группе прожить какой-то период вместе, разбираться, жить в этом материале.

Вопрос: В фильме роскошные женские образы и незначительные мужские. Это специально или потому что материал был такой?
Андрей Эшпай: Незначительные, может, по характеру. Очень долго выходила картина, и Сергей Перелыгин, игравший Ревшина, трагически ушел из жизни, замечательный актер, с которым мы давно работали, еще в фильме «Униженные и оскорбленные» в 1990 году. Не стало и Гетты Егоровой, поразительно остроумной, необычной женщины.
Если говорить о пьесе и попытке ее снять, произошли некоторые смещения в структуре. Поступки, которые совершают Трощейкин и Ревшин, не поддаются никакой критике, поскольку это не мужские поступки. Это такие смятенные души, что ожесточенно, яростно играет Гордин. Мощные отрицательные значения в обаянии есть и у Сергея Перелыгина. Героиня Люба, которую играет Чулпан Хаматова, в какой-то степени жертва ситуации, жертва своей судьбы, которая ее убивает, разрушает.
Мы сместили акцент в сторону женских персонажей. У Набокова сделан акцент на Трощейкина. В принципе все происходит в надломленном сознании женщины, потерявшей ребенка и опускающейся. Это была попытка и в гриме, и в поведении сделать не просто женщину, а какое-то существо, которое потеряло опору на этой земле.

Вопрос: Набоков очень коварный автор для интерпретаций как литературоведческих, так и постановочных. Как это коварство сказывалось на Вашей работе - на процессе и на результате?
Андрей Эшпай: Сложность пьесы – в ее многожанровости. В ней и драма есть, и сатирическая комедия. В моем разговоре с горячо любимым мной Петром Фоменко он спросил как раз перед постановкой – а что делать с пространством и временем. Мне кажется, наша задача была в том, чтобы дойти до потери времени, нахождения другого пространства, в этом заключалось решение этого вопроса.

	Хаматова Чулпан Наилевна 006.jpg Чулпан Хаматова

Чулпан Хаматова: У меня с этой пьесой очень давние отношения, потому что я еще была студенткой 1-2-го курсов, когда Николай Николаевич Волков, актер, режиссер и преподаватель Щукинского училища, ставил у нас эту пьесу. Потом он пытался поставить ее в Театре Маяковского, позже на Таганке с Гаркалиным.
Я все это время приходила на эти репетиции, и была ошарашена, когда Андрей Андреевич пригласил меня на роль Любы. И так как я уже была наполнена ощущениями, впитала всю эту канву, смотрела, как работают актеры у Волкова, я с радостью согласилась, и уже на базе того, что видела на репетициях у Волкова, мне стали дальше открываться бездны персонажей Любы. Ведь это очень интересная, неоднозначная героиня. И канва, разрушающая драматургическую схему любого спектакля, тоже интересна. Если опираться на то, что все спектакли существуют по закону – событие, оценка событие, принятие решения, изменение своего поведения, то здесь не происходит главного – здесь есть ожидание события, а само оно так и не происходит. Но в ожидании события уже кроется огромное пространство для изменения поведения персонажей. Это очень интересная находка Набокова.
Работать с Игорем Гординым было огромное счастье, потому что Игорь замечательный театральный актер, а здесь, нельзя не заметить, все было основано на театральном принципе существования, а не на кинопринципе.
Ольга Прокофьева: Я хочу сказать, что Андрей Андреевич беспощаден к своим картинам. Я много там сделала, наиграла, но Андрей Андреевич беспощадно убирает сцены ради чего-то целого. Поэтому в его картинах много что попадало под ножницы, но я сейчас не ропщу, у меня небольшая работа, но скажу, что очень-очень люблю то, что делает Андрей Андреевич, и с удовольствием принимаю его приглашения участвовать в проектах.
И у меня тоже долгие-долгие отношения с этой пьесой. В Театре Маяковского я репетировала роль Любы у Николая Николаевича Волкова. Руководитель театра не мог понять, что делает Волков, поскольку это несколько другая школа, так мы его не убедили. Потом Николай Николаевич ушел на Таганку, я ждала рождения сына, так мои отношения с этой пьесой закончились. То, что делает Андрей Андреевич, всегда вызывает восхищение. А Набоков как Достоевский, каждый видит свои интерпретации, на этом держится наша драматургия.

	Симонова Евгения Павловна 003.jpg Евгения Симонова

Евгений Симонова: У меня немного характерных ролей в кино, и здесь мне было безумно интересно играть эту странную женщину, мать главной героини. И мне интересно работать с Андреем, поскольку он всегда ставит трудные задачи, которые я лично сразу выполнить не могу. Но я пытаюсь, и этот процесс доставляет мне удовольствие, поскольку это попытка уйти от самой себя. Самое интересное в этой профессии то, что чем дальше ты от себя уходишь, тем потом интереснее что-то узнавать про людей и про себя. И я счастлива, что была и эта роль, и работа с Андреем.
Игорь Гордин: Так как вопрос был о Набокове, я думаю, что в фильме было легче в том отношении, что это пьеса, а не проза Набокова. Реплики уже все расписаны и есть определенный сценарий, заданный пьесой. В данном случае это уже режиссерская работа – преобразование ее в кино. Что касается меня, то для меня это первая роль в большом кино, я театральный актер, и способ, который задавал Андрей Андреевич, был театральный. Мне было достаточно просто здесь существовать. Не сразу, но постепенно мы находили способ существования в этой картине. Потому что действительно все это необычно, сложно, уже сами декорации, в которые ты попадал, задавали странный способ существования. Где-то через неделю мы нашли этот способ. Актеры, которые приходили, появлялись на съемках, смотрели на нас с большим удивлением и ужасом, потому что они не понимали, что здесь происходит. Все, что было когда-то найдено на пробах, на площадке коренным образом менялось, и находились новые приспособления, новые интонации.

	Гордин Игорь Геннадьевич 002.jpg Игорь Гордин

Андрей Эшпай: Ко мне было много вопросов от актеров, спрашивавших: «Где мы находимся – в каком времени, в каком пространстве?» Дальше были большие дискуссии по поводу того, где они находятся.

Вопрос: У нас мало концептуально мыслящих режиссеров, понимающих, что они делают в каждый конкретный момент, и потом. Чем стала для Вас эта картина? Это интерпретация? Тогда как не накоплено каких-то традиций интерпретации Набокова, есть отдельные картины. Этот фильм был чем-то, без чего нельзя двигаться дальше, или неким высказыванием –Чулпан хорошо сказала: ожидание отложенной расправы плюс тотальный театр? Требовалось навести фокус на это состояние и что-то такое сказать, чтобы потом это восприняли? И все равно это социальное послание.
Андрей Эшпай: Социальное послание в какой-то степени присутствует. Если вы заметили, из окна комнаты видно факельное шествие фашистов, это как раз такой намек на то, как человек не видит, что в нем зреет. Он не способен проанализировать, что он есть. Я думаю, это самое главное. Вообще любое кино, если ты полностью в него погружаешься, пытаешься разобраться в чем-то и в первую очередь эта картина и сюжетом своим прежде всего дает импульс без самообмана дойти до конца, чтобы понять, что ты делаешь.

Вопрос: То, что Андрей Андреевич открывает иной способ существования актеров, это очевидно, и прежде всего в этом же ряду вспоминаются его картины «Шут» и «Многоточие», потому что мужская нецентральная тема подчеркнута в этих фильмах. В этой картине она выявлена через Набокова и даже восходит к Чехову – этакая беспечность перед катастрофой? Игорь Гордин, думаю, удивит многих кинорежиссеров, это опять заслуга Эшпая.
Андрей Эшпай: Спасибо. Действительно съемки проходили так, что мы удивлялись тому, что преподносили нам персонажи, и вот когда мы доходили до этой точки, мы снимали. Не было стандартного ритма кинопроцесса. Конечно, был план, но мы его нарушали и ждали этого самого момента.

Вопрос: Мне показалось, что фильм – театр в бинокль, потому что есть крупные планы. Это Вы делали сознательно? Этот бесподобный укрупненный спектакль с тонкой режиссурой, с идеальной игрой актеров.
Андрей Эшпай: Мы говорим сейчас о театральности, но, я думаю, это не снятый спектакль, поскольку снятый спектакль не передает того в записи, на пленке это потеря. Это именно кино, способ несколько иной, здесь надо поймать момент. В театре необходимо закреплять какие-то позиции, которые будут потом повторяться, и каждый вечер, когда будет играться спектакль, эти позиции должны оживать. В театре несколько другой подход. Если же в процессе репетиций, при съемке фильма, вы эти позиции закрепите, то он получится мертвым. Здесь нужно было сохранить все живые реакции, тогда возникают эти искры, сцепления искренние. А это принцип кино, здесь внешняя форма театральная, но это кино, плюс ко всему переход в пространство. Например, любовная сцена между Любой и Трощейкиным. Здесь великолепная работа оператора Шандора Беркеши, удивительная ручная камера. Это один длинный фрагмент, со сложнейшим текстом, сложнейшими эмоциональными внутренними поворотами, снятый Шандором. Получилось, что удалось вырвать героев из пространства, нарушить пространство.

Вопрос: Какой будет дальнейшая жизнь фильма?
Андрей Эшпай: Это сложнейший разговор о потере зрителя. Я был в Самаре, Вологде, видел много людей, заинтересованных в специальном кино, которое требует внимания. Думаю, что все-таки это не означает того, что кино не действует, просто, к сожалению, произошла десистематизация зрительских потоков, и мы не можем найти точное распределение. Этого общения с экраном терять никак нельзя. Надо возвращать диалог между режиссером и зрителями. Что касается этого фильма, не знаю о его прокатной судьбе, надеюсь, что будет показан в «Художественном» и будет показан по телевидению.

Интервью с Ольгой Прокофьевой для RuData.ru

Вопрос: Андрей Андреевич говорил о том, что актеры спрашивали, в каком времени и пространстве мы находимся. Вот это ощущение вневременного и внепространственного существования позволяло наиболее полно себя выразить, или вызывало страх, или радость от того, что открываются безграничные возможности?
Ольга Прокофьева: Да, скорее всего, последнее – радость. Радость от того, что режиссер предлагает актеру что-то необычное. То есть понимаешь, что режиссер не просто что-то с тобой выясняет, уточняет, а режиссер готов к съемочным дням, и сколько в голове его уже фантазий, сколько придумано художником. Есть радость от того, что ты в это погружаешься, прислушиваешься к его словам и вместе с ним сочиняешь. И то, что он предлагает различные формы, только все больше и больше заставляет работать фантазию, фонтанировать идеями, даже увеличивает твою ответственность за это, хотя если, честно сказать, ответственность всегда с нами.

Вопрос: А для Вас лично были на съемках какие-то запомнившиеся моменты фантазии, которые возникли, неожиданные находки?
Ольга Прокофьева: Мне трудно сказать, потому что было много отснято рабочих материалов, может, что-то из более яркого, сильного, эмоционального осталось за кадром, какие-то импровизации, которые мы сочиняли на тему Набокова, не вошедшие в картину. Поэтому много чего запомнилось, много интересного.

Вопрос: Вы рассказывали, что у Вас долгие-долгие отношения с этой пьесой. По прошествии лет как Вы ее воспринимаете? Осталось ли то прежнее восприятие или оно во многом изменилось, или его не осталось вообще?
Ольга Прокофьева: Две личности делали эту пьесу, тогда - Николай Николаевич Волков, сейчас - Андрей Андреевич Эшпай, это два разных режиссера, которые по-своему видели пьесу. Поэтому это были бы два различных произведения, скажем, фильм был бы такой, а спектакль совершенно другой. И я очень рада, если бы они были даже полярные.

23 июня 2009 года, Записала Екатерина Гоголева специально для www.rudata.ru