«Спросить о Путине — спросить о России» — так называется книга 2020 года, вышедшая из под пера профессора Мариана Броуди, выдающегося лодзинского исследователя русской философии и общественно-политической мысли и, прежде всего, проницательного диагноста российского менталитета, укорененного в религиозной традиции, непрерывно ведущего споры идеологические споры по поводу идентичности России и выбора пути её цивилизационного развития.

Это одна из немногих книг, опубликованных в Польше за последние годы, которая содержит надежный диагноз современной России, а не её тотальную критику или отрицание, как это сегодня модно. Это увлекательная история о невероятном мобилизационном потенциале сегодняшнего российского лидера, который смог вернуть своим соотечественникам веру в государство и восстановить самоуправление государственной власти после краха — и «величайшей геополитической катастрофы двадцатого века», а также вселяют надежду на возвращение к нормальной жизни и задают направления развития.

Интеллектуальный фон этих дискуссий — попытки понять Россию, запутанную в различных идеологических петлях, которые усложняют ее восприятие как страны, обремененной какой-то необъяснимой судьбой, обрекая ее на постоянное «возвращение» к авторитарно-имперским образцам. Одна из ранних книг автора была посвящена попыткам найти ключ к этой проблеме («Понимая Россию?» О русской тайне-секрете , 2011). Постоянно повторяющиеся вопросы об идентичности россиян и их страны вращаются вокруг отношений власти с обществом, понимания своего места в историческом процессе, самобытности цивилизации и стремления вести за собой других.

О путинской России написаны тысячи книг и статей, но вопрос о том, в какой степени Путин определил современную Россию и насколько сильно он определил ее своей личностью, все еще остается открытым. Кроме того, речь идет не только о роли личности во главе российского государства, но и об идентификации и утверждении некоего «коллективного лидерства», воспринимаемого миром через призму Владимира Путина. Мариан Брода пытается понять феномен безоговорочного принятия Путина, который руководит Россией более двух десятилетий. Это также доказывает, что открытие «тайны-загадки» Путина больше говорит нам о современных россиянах — об их менталитете, осведомленности, отношении, восприятии, привязанности к традициям и навыках критического мышления — чем о самом политическом лидере. В процессе деконструкции российского руководства обнаруживаются различные антиномии и парадоксы, контрастные разделения и полярности.

Обращение к истории российского государства позволяет объяснить их с помощью аналогий, вспоминая старые модели легитимности и способы осуществления власти. М. Брода цитирует различные мнения политологов, экономистов, журналистов и политиков, которые квалифицируют правление Путина как антиреформаторское и авторитарное с целью консолидации и укрепления государства по старым политическим моделям. Но также как харизматичный и благоприятный в долгосрочной перспективе для построения демократических стандартов, консолидации и спасения России от краха. Сравнение Путина с царем Александром III — это своего рода риторическая фигура, потому что, кроме привлекательной аналогии, с ее помощью сложно что-либо объяснить. Автор также указывает на определенную связь с «духом монархизма» из-за назначения преемника «царем Борисом» или Борисом Ельциным, что обязывало Путина к своего рода лояльности своему предшественнику. Но это тоже всего лишь гипербола, привлекательная по форме, но малоценная по содержанию.

Путин не царь и не деспот («новый Сталин»), он не русский де Голль и не Пиночет. Множество различных эвфемизмов, ярлыков, стигм и прозвищ свидетельствует скорее об определенной интеллектуальной беспомощности и эмоциональной оценке, чем о когнитивных способностях его критиков и оппонентов. Несмотря на множество различных терминов, Путин — просто политический лидер во всей своей сложности, что стоит выявить путём тщательной диагностики sine ira et studio. Точнее, «без гнева и пристрастия», без навешивания ярлыков и категоричных суждений, что является результатом когнитивных предубеждений, а не объективного отношения.

Кстати, стоит рассмотреть феномен исследовательских подходов к политической системе России. Ни в каком другом государстве история идей и историософия так далеко и часто используется для объяснения современных явлений и процессов. В исследованиях России напоминание об «эсхатологических ключах» является повседневной практикой, и поэтому каждый абсолютный царь является хорошим примером для подтверждения тезиса об автократическом характере правления Путина.

Такой подход получил развитие на Западе, а не только в самой России, и освобождает многих наблюдателей от более глубоких размышлений. Речь идет об определенной одномерности методики исследования и непонятном историческом детерминизме, не дающем возможности открыть новые перспективы и увидеть оригинальные возможности развития. Согласно этому мышлению, Россия обречена на повторение всех ошибок и бедствий, которые случились с ней в истории. Между тем, после трех десятилетий существования новой российской государственности можно было ожидать определенного баланса, учитывая не только прогрессивные достижения, последствия глубоких идеологических переоценок, но и справедливую оценку эффективных реформ. Всё это критическое, даже негативное отношение, в значительной степени созданное профессиональными русофобами.

Еще одна презентация России опытным исследователем поднимает вопрос об объективизме в подходе к России. Возможно, цитируемый в книге Александр Солженицын был прав, так как он видел насквозь намерения ельцинских западных «ставленников», которые во имя своих эгоистичных и атавистических интересов радуются катастрофе российского государства. В этом смысле Путин опасен не только для своего народа, он также опасен из-за своих политических достижений и популярности среди многих политиков по всему миру. Он эффективный игрок, сумевший проявить решимость и силу в защите многих «красных линий» в отношениях России с Западом, отстаивая жизненно важные интересы своей страны. Его «эффективное проявление силы, способность преодолевать хаос или маргинальность в мире, вызывать страх и уважение к другим, позволяя вести их за собой» (стр. 131) оставляют мечту в глазах яростных критиков и противников. Он явно выделяется на фоне других политических фигур, а его эффективность впечатляет, даже когда трудно согласиться с его ценностями.

Слабость различных диагнозов путинского режима заключается в принятии негативного нарратива о его профессиональном происхождении из КГБ, советском образовании или авторитарном характере, как если бы в постсоветской России были другие реальные возможности создания политической элиты на основе плюрализма и конкурентоспособности. Джордж Буш-старший также имел профессиональный опыт работы в ЦРУ, но это не дисквалифицирует его как президента США, и вряд ли кто-то обвинял его в этом, несмотря на то, что само ЦРУ не является безупречным.

Так же наивно ожидать, повторяя высказывания цитируемых экспертов по этому вопросу, что в России можно было привить демократию западного образца, и Путин упустил этот шанс. Было бы абсурдно думать, в свете всего опыта продвижения демократии в мире, что можно быстро установить демократический порядок в России. Любой, кто знаком с российской политической культурой, знает, что структурное и психологическое бремя миллионов россиян, обусловленное традициями автократического государства, не исчезнет в одночасье. Они глубоко укоренились в «русской душе».

Зная это, современные российские правители достаточно чётко обозначили направление стремления к демократии и верховенству закона, но они также осознают, что путь к этой цели долог и извилист, требует необычайной осторожности, терпения и образования. Системные эксперименты в ХХ веке слишком дорого обошлись России, потому что сейчас можно «срезать углы», чтобы пересадить образцы, проверенные в других местах. Россия должна созреть для этих ценностей, возможно, пожертвовав судьбой нескольких поколений. Пока что мы имеем дело с гибридной квазидемократической системой в сфере ритуалов и авторитарной на практике. Похоже, что большинство россиян не против этого, но это больше беспокоит сторонних наблюдателей и автор книги объясняет, почему это так.

Исторический опыт ясно показывает, что бюрократический государственный аппарат всегда играл огромную роль в поддержании многонациональной и географически обширной империи, а патернализм власти и функции благосостояния государства (социальное обеспечение) теперь ценятся больше, чем практика демократии. «Субъективная сила, создающая историю, — пишет М. Брода, — традиционно отождествляется там с нынешней или потенциальной центральной государственной властью, видя не только гарантию в ее существовании, силе и действии, но также основу и творца общественного порядка, и в то же время носитель надпартийного разума и истины» (с. 30).

Профессор Брода показывает, что консолидация власти в России была ответом на полный распад системы и усиление центробежных тенденций. Источники легитимности власти Путина лежат не только в успешном возрождении государства и экономики, но и в переосмыслении основ социального послушания, основанного на «органической связи между правителем и нацией» (стр. 116).

Выявление автором этой специфики помогает показать важность наследия имперской и советской России для определения современной России и её лидера. Весь процесс идентификации является производным от способов концептуализации социально-политической реальности, уважения к власти и восприятия её роли, расстояния от других культур и цивилизаций, сформировавшихся на протяжении веков. Об этом стоит помнить с польской точки зрения. Сравнивая историю обеих государственностей XVI и XVII веков, становится ясно, что эта концептуализация государства и его консолидация подняли Россию на пьедестал великой державы, в то время как отсутствие такой концептуализации и неэффективное правление республики привело к полное поражение Республики Польша.

Большое внимание уделяет автор (слегка иронично), наводя на мысль о политической самопрезентации российского лидера, сознательной стилизации образа «просвещённого правителя», а также продуманных мерах социальной инженерии, которые по сути заслоняет то, что скрывается за фасадом российской действительности. Внешняя аудитория России часто попадалась на это, принимая различные иллюзии за действительность, что приводит к неправильным представлениям и искажениям. Однако следует признать, что уже во времена Б. Ельцина была создана основа для многих недоразумений по поводу демократизации и рыночной экономики, когда фактически зародилась олигархическая система и Россия оказалась на краю пропасти.

Отсюда большая надежда в российском обществе на то, что обещания Путина «европеизация и демократизация» на этот раз будут реализованы. Несмотря на далеко идущий оптимизм и последующие социальные разочарования, Путину удалось создать относительно последовательное видение развития России, которое, несмотря на все его недостатки и слабости, позволяет ему оставаться у власти более двух десятилетий с перспективой на будущее. Трудно предсказать судьбу его правления на будущие годы, но несомненно одно: несмотря на множество несоответствий, парадоксов и противоречий, в сегодняшней России он единственный политик со своей командой, который гарантирует политическую и экономическую стабильность. Однако, это не обязательно даёт надежду на лучшее завтра, особенно с западной точки зрения.

Россия — независимо от степени вовлечённости в процессы глобализации — занимает прочное место в иерархии влиятельных государств, а стабильное и предсказуемое политическое лидерство только укрепляет ее международные позиции. Легко вспомнить критику авторитарной формы правления Путина со ссылкой на российское «самодержавие». С другой стороны, труднее поверить, что в случае обширной Российской Империи, представляющей собой мозаику различных культур и этносов, было возможным правительство, отличное от консолидированной системы. Альтернативное мышление возможно, но все домыслы, ипостаси и утверждения о другом пути России трудно проверить. Исторические и религиозные предпосылки формирования сильной власти и коллективистский этос обусловили патернализм и сакрализацию-обожествление государственного руководства. В этом отношении невозможно сравнивать Россию с другими крупными государствами, такими как США или Канада, поскольку они основаны на опыте и традициях.

После многих драматических событий российская государственность поддерживается не общественным договором власти с гражданами и субъектами федерации, а централизацией власти и контроля над обществом. Возможно, вам это не нравится, но с сегодняшней точки зрения трудно отстаивать достижения Михаила Горбачёва и Бориса Ельцина в области демократизации, которые привели Россию на грань пропасти («вторая смута»). В конце концов, достижения Путина заслуживают большего уважения. Даже тогда, когда Россия ещё долгое время будет оставаться объектом беспокойства и затруднений как для её сторонников, так и для противников.

Мариан Брода скупо критикует детерминизм «русской идеи» и культ того национального мистицизма, который так сильно влияет на сменяющие друг друга политические формации в России. В конце концов, это не единственные факторы, определяющие международное положение, статус, идентичность или репутацию страны. Можно было бы ожидать большего от безумных концепций, которые являются результатом различных синдромов, преследующих россиян на протяжении веков, парадоксальных навязчивых идей и обычных комплексов, возникших в результате идеологического или религиозного отравления. Неужели мы имеем дело с каким-то непознаваемым механизмом «самовоспроизведения-продолжения», странной «колеей истории», о которых сами россияне и внешние эксперты России любят писать так «смертельно и страстно»? Или, может быть, это простой уход в непостижимую метафизику и поиск способов объяснения того, что трудно усвоить, но что исторически и объективно обусловлено?

Именно национальные интересы определяют поведение государств по отношению к собственным гражданам и на международной арене. У них есть экзистенциальные, сосуществующие и функциональные измерения. Они жизненно важны, долговечны, но также временны и изменчивы. В какой степени правящий в России Путин и его команда принимают во внимание широкую эсхатологическую перспективу при их определении и в какой степени их политика является результатом взаимоотношений между силами, участвующими в игре, с другими государствами и группами, остается невыясненным вопросом. Возможно, наиболее важным императивом сегодняшней России является защита собственности, приобретённой за столетия имперской экспансии.

Книга на самом деле очень пессимистична. Мариан Брода не даёт надежды на то, что в России произойдут какие-либо системные преобразования, которые освободили бы ее от фатализма авторитарно-имперской традиции государства и власти. «Весьма сомнительно, что принципиально иная политическая, идеологическая и экономическая программа (особенно либеральная западного образца) могла бы стать альтернативной основой для социальной консолидации и реконструкции в предсказуемом временном горизонте в России» (с. 182).

Хотелось бы иметь больше авторов, таких как Мариан Брода или Анджей Валицкий, умерший год назад, которые могли бы показать, насколько глубоки ментальные и культурные условия современных правительственных систем; откуда берутся темы исторической миссии, миссий цивилизации и в целом концентрации власти и поляризации систем власти из числа великих держав. Это также относится к польскому государству, где сочетание национальной мании величия и идей Прометея с кризисом демократических форм осуществления власти никоим образом не является результатом патологии сегодняшних политических элит. Он восходит к архетипам игнорирования и использования закона, неспособности идти на компромиссы, анархизирующего индивидуализма, продажности правителей, эгоизма тусовки, раболепия по отношению к иностранцам, безответственности и мистификации достоинств с одновременной верой в его уникальность.

Книга Мариана Броуди, необычная по содержанию, но также сложная по форме, представляет собой интеллектуальный вызов знатокам российской проблематики. В Польше, где почти каждый человек имеет устоявшееся представление о России и её лидере, это не означает, что все они понимают глубокие исторические, культурные и психологические условия происходящих там явлений и процессов. Многие, особенно политики, думают, что достаточно использовать заезженную фразу об имперской, агрессивной и авторитарной России, чтобы оправдать свое негативное отношение и причислить себя к твёрдым, но зачастую оппортунистическим и невнимательным противникам восточной державы. Таким образом, книга выполнит свои задачи, если она достигнет умы даже небольшой группы читателей, осознающих сложность детерминант и причинных факторов специфической идентичности России и россиян в различных международных средах.

Автор статьи: Профессор Станислав Белень

Источник

«Myśl Polska», № 35-36 (29.08-5.09.2021)

Библиография

• Мариан Брода, «Спрашивая о Путине — спрашивая о России», Издательство Лодзинского университета, Лодзь 2020, стр. 292.

Ссылки