Для RuData.ru

О людях можно рассказывать по-разному. Мой рассказ о звукооператоре Владимире Саввиче Устименко основывается на воспоминаниях и письмах. Почти все его письма ко мне из г. Минска.

                        УСТИМЕНКО  ВЛАДИМИР  САВВИЧ
                 Звукооператор, член Союза кинематографистов СССР

Родился в городе Киеве 27 мая 1921 года; украинец. Как оказался в Белоруссии? В 1946 году он демобилизовался из армии и поступил в Киевский институт киноинженеров. Закончил его в 1951 году. Получил направление: «В распоряжение Министерства кинематографии БССР». С тех пор и до 1992 года (когда ушёл на пенсию) работал в системе кино Белоруссии. Жил до последних своих дней в г. Минске.

Недавно по телевидению прошла информация, что после Великой Отечественной войны почти 60 процентов жителей этой бывшей республики СССР не были белорусами. Гитлеровцы уничтожили значительную часть её коренного населения.

Но до института была война.

Я знала Владимира Устименко в 1962-67 годы. Это был невысокий, сухощавый мужчина; внешне невозмутимый и спокойный. Не знаю, почему, возможно, не хватало звукооператоров или его ценили, как специалиста, но Владимир работал и с документальными, и с художественными фильмами.

Кинорежиссёрам нравилось работать с ним, потому что он был «дока» в своём деле, звукооператор высшего класса. А ещё потому, что никогда не сталкивал никого лбами, не писал ни на кого кляузные письма, в любой ситуации поступал по-справедливости. К коллегам и друзьям относился доброжелательно, а перед начальниками никогда, как говорят, не ломал шапку; здесь отношения были чисто деловыми, без заискивания.

Я была женой кинорежиссёра, который работал на Минской киностудии документальных и научно-популярных фильмов. Чаще всего озвучивание фильмов шло в ночные смены. Иногда я бывала в это время рядом с мужем в просмотровом зале. Если записывал Владимир, всё шло быстро и гладко, без чертыханья и криков.

В кино, как и в других сферах жизни, яростно спорили «отцы и дети». Молодые кинематографисты, чаще всего, не были довольны темами фильмов, которые они должны были снимать или писать для них сценарии. В советское время немало было лжи о достижениях в сельском хозяйстве и промышленности. Была жёсткая цензура и партийный контроль. И если кто-то из принимающих готовый фильм усматривал в тексте ассоциации с кем-то или чем-то, то фильм перемонтировался, текст переписывался, а значит, у звукооператоров не было простоев.

В те годы в Минске жили и дружили кинодраматург Геннадий Бекаревич, кинорежиссёры Вадим Сукманов и Святослав Прошин и другие. Встречаясь, они до головокружения курили и до хрипоты спорили: как и о чём нужно снимать фильмы, чтобы получались шедевры; о дефиците киноплёнки, о громоздкой и устаревшей технике, о ничего не понимающем в кино руководстве киностудий — партийных выдвиженцах…

Владимир Устименко внимательно слушал молодых коллег, конечно, тоже спорил. Но были у него какие-то затаённые думы, что-то такое, что позволяло ему снисходительно относиться к горячности товарищей. Это была мудрость, основанная на пережитых страданиях.

Владимир был старше этих своих товарищей. Но старше не просто на 7-10 лет; он был старше на… Отечественную войну. Об этом так пронзительно звучит в стихотворении поэта-фронтовика Александра Межирова «Возраст»:

…И жестокость наивной твоей правоты

Я тебе не поставлю в вину,

Потому что действительно старше, чем ты,

На Отечественную войну.

Из письма В.Устименко от 30 мая 1987 года: «Да, я участник Великой Отечественной войны. Более того, для меня война началась зимой 1939-40 годов, когда из Кронштадта наш отдельный лыжный батальон влился в действующую армию в войне с белофиннами…».

Получается, что он, как достигший (или, всё же, ещё не достигший?) призывного возраста, ушёл служить в Красную Армию. И служба эта растянулась на 7 лет.

Я вспомнила автобиографическую книгу народного артиста СССР Юрия Никулина «Почти серьёзно…».

Их судьбы совпали. Тот же довоенный призыв, «зимняя война» с Финляндией в 1939-1940 гг. и затем семь военных лет. И, возможно, эти мальчики (верно назвал поэт-фронтовик Булат Окуджава «мальчиками» юных бойцов) - Никулин и Устименко - находились какое-то время где-то рядом. Хотя судьбы их совпали только этим.

18 ноября 1939 года Ю.Никулин был призван в армию. Ему не было ещё 18 лет. Он вспоминал:
«Ночью нас привезли в Ленинград. Когда нам сообщили, что будем служить под Ленинградом, все дружно закричали «ура». Тут же, охлаждая наш пыл, нам объяснили:

  - На границе с Финляндией напряжённая обстановка, город на военном положении».

И ещё из его книги:
«Почти семь лет я не снимал с себя гимнастёрку, сапоги и солдатскую шинель. И об этих годах собираюсь рассказать. О моей действительной службе в армии, о двух войнах, которые пришлось пережить. В армии я прошёл суровую жизненную школу, узнал немало людей, научился сходиться с ними, что впоследствии помогло в работе, в жизни…».

Хорошо, что Юрий Никулин оставил воспоминания о войне. Я просила Владимира Саввича написать или записать на диктофон всё, что ему пришлось пережить на войне. Я считаю, что это очень важно – как историческое наследие человечества.

Владимир Устименко воспоминаний не оставил. Это его право. Но о войне есть немного в его письмах:

«Я знаю, что многих интересовал вопрос: как я – малый и хилый – остался жив, пройдя весь ад Великой Отечественной войны: отступление, плен, сыпной тиф…».
«То, что остался жив – это, конечно, чудо. Но в моей военной биографии больше трагического, чем героического (я отступал, сдавал, а не освобождал города)».

Из письма от 30.05.1988 г.: «Наконец, я собрался с духом удовлетворить ваше любопытство. Вот один эпизод военных лет.

...Наша воинская часть до последнего снаряда защищала (я был миномётчиком) город Таллин. 28 августа 1941 года Таллин был сдан.

  На рассвете 28 августа мы оставили свои оборонительные позиции, пробились через первое кольцо окружённого города, и устремились на восток. Бежали. Мы – солдаты (во всяком случае, я) не знали, что враг уже под Ленинградом. Но уже тогда фашисты были везде на эстонской земле, были даже военные фашистские подразделения из местных жителей. 
  После больших потерь в первые дни отступления, голодные (питались клюквой), измученные, мы двигались, в основном, по ночам, лесами и болотами. Среди нас были больные и раненые. У меня распухла нога. Преодолевая боль при каждом шаге, я еле поспевал за всеми…
  Где-то во второй половине сентября 1941 года наша группа – человек 20, оставшихся от разбитой, раздробленной воинской части, попала в ловушку.
  Ночь. С одной стороны – небольшой холмик, с другой –  речушка с крутым берегом. Из-за холма по нам стреляли, но холмик как-то прикрывал нас. Младший политрук Яковлев крикнул: «Устименко, проверить брод!». Наверное, он понимал, что я со своей больной ногой – уже ничто. Я кинулся выполнять команду, но зацепился за что-то, упал, растревожил ногу, замешкался (всё это секунды!)»…
  Младший политрук крикнул: «Терещенко, проверить брод!». Терещенко с обрыва сделал один шаг… Раздался его отчаянный крик… И сейчас передо мной красивое лицо этого парня, а в ушах – его последний крик. И сейчас не покидает какое-то тяжкое чувство моей вины в его гибели. 
  Под прикрытием ночи мы выползли из ловушки, и ушли в лес.
  Вот так однажды – это только однажды, я остался жив.

  О фашистском лагере не хочу вспоминать. Это в сто, в  тысячу раз страшнее того, о чём написал  Георгий  Жжёнов. Об этом надо писать книгу или забыть. Забыть, правда, невозможно. Даже теперь мне иногда снится огороженное колючей проволокой поле. Сентябрь, дождит… 12 тысяч несчастных укладываются на ночь, прижавшись друг к другу, подстелив под себя на сырую землю шинель и укрывшись той же шинелью. Или ложились так: одна шинель внизу на двоих, и одна – сверху на двоих.
 А утром ты пошевелился – живой! А два твоих товарища рядом мертвы. За зиму 1941 года из 12 тысяч пленных в живых осталось около 4 тысяч».

  Письмо от 24.04.1988 г.: «Я  бы заставил себя вспомнить, как вы просите,  ещё отдельные военные эпизоды. Но сейчас так много всякой мрачности в искусстве и прессе, что хочется кричать: «Хватит!». Нет сил переживать всё заново. Даже  Жжёнов, оказывается, отбывал наказание, как «контра» («Огонёк», № 15, апрель 1988 г.). 
  В фашистских лагерях всё было похоже, но ещё безысходнее…Конвой не говорил «пристрелю, как собаку», а просто стрелял. Травили овчарками, перебивали палками кости рук, а плётками выбивали глаза».

  Из письма от 3 июля 1988 г.: «О Терещенко ничего не знаю; даже имени его. Я описал вам тот случай, чтобы у вас навсегда пропал интерес к моей биографии, как к обыкновенной, несчастной судьбе человека, вынесшего на своём горбу (как и миллионы людей моего поколения) все беды того тяжкого времени.
  Не люблю говорить о себе. И не почему-нибудь… Скрывать мне нечего. Да, и, наверное, теперь уже всё с подробностями проверено.
  После войны, как на исповеди, я всё рассказал своему отцу. Отец - врач, член КПСС, прошёл всю войну в должности начальника госпиталя, был ранен, награждён многими боевыми орденами и медалями. 
 Время было страшное. Из лагеря военнопленных  всем  дорога была прямо в наш лагерь. Мама предлагала утаить моё пребывание в плену. Но отец сказал: «Сынок, тебе нечего скрывать. Говори правду». Так я и сделал.
   В 1948 году меня хотели всё-таки исключить из института, или даже засадить, подтасовав под мой почерк анонимку. Но я  не был дураком, сумел доказать свою непричастность. Да и друзья не дали в обиду. Всё это грустная история, обычная для таких, как я, побывавших в плену. Только не с таким трагическим, как у других, окончанием».

  10.10.1989 г.: « Мне кажется, что вы напрасно связываете какие-то надежды на интервью со мной. Ничего интересного из меня не выжать.
  Я всего лишь участник непопулярной войны с Финляндией, панического отступления в начале Великой Отечественной войны и военнопленный. Я, как рядовой, знаю только в рамках своей части и своих личных страданий…
  Как старый кинохроникёр, знаю, что в подобных публикациях важна сенсация, что-то героическое, или глубоко осмысленный анализ происшедшего. Ничего такого «выдать» я не могу. А врать на эту тему даже себе не позволю, а, тем более, во всеуслышание.
  Нужно быть Василием Быковым, чтобы во внешней обыкновенности, мученической интеллигентности, кажущейся пассивности Сотникова уловить величие его души. Но теперь и это никому не нужно!!! 
 У сегодняшнего читателя другие идеалы. Неразумная гласность сделала своё дело. Поезд ушёл… Наверное, и мы опоздали на этот поезд. Я думаю, что сегодняшнему читателю (молодёжи) понятен и интересен другой герой - власовец, который спасал шкуру уже в те годы, активно боролся со сталинским режимом, а не Сотников, или чудом уцелевший рядовой, готовый в любой момент тихо умереть за свою Родину, за Сталина!».

  Как и когда Владимир Саввич оказался в плену (скорее всего, в том же 1941 –м), где и какое время он находился в концлагере (или – концлагерях), когда был освобождён и находился ли потом на фронте – это мне не известно.
 Ещё немного о советских военнопленных.

  По телеканалу «Совершенно секретно» 14.01.2013 г. я увидела документальный фильм о военнопленных в годы Великой Отечественной войны. Рассказывал бывший военнопленный Георгий Хольный.
  Из его рассказа: 5,5 миллионов наших солдат взяли в плен немцы. Вся Европа была окутана колючей проволокой концлагерей.  3 миллиона военнопленных погибли в  фашистских лагерях. 
  В воинском уставе ничего не было сказано, что делать, если попал в плен. Негласно утверждалось: «Попал в плен – застрелись». Но правильно ли это, стреляться?
  Он числился пропавшим без вести. Мама его потом рассказывала: в 1941 году пришло извещение, что он пропал без вести. Но в этот день в дом залетела бабочка. И она поняла, что сын живой.
  Кажется, в 1946 году Г.Хольный вернулся домой. Был вечер. Он подошёл к своему дому и увидел в окне огонёк. Постучал. Вышла мама и спросила: «Вам кого?». Как же должен был измениться  всего лишь за несколько лет её сын, чтобы мать его не узнала!

  Дальше из его рассказа: «Все вы провинились перед родиной, - сказали нам, освобождённым из плена, как только нас перевезли через границу. – Предлагаем поехать работать на Урал, не заезжая домой». И все согласились, потому что боялись.

 Георгий Хольный провёл в плену 4 года, 5 раз бежал из лагерей.
 Он: я ещё хорошо отделался, меня не сослали в советский лагерь, не осудили. Через год демобилизовался, поступил в институт. Но 1,5 года был под следствием.
 Военнопленных проверяли, следствие вели. Нигде  такого в мире нет. Почему не проверяли тех, кто был в Германии во время войны?

   С душевной болью он говорил (только - кому теперь?):
  -  Я глубоко оскорблён, что государство заподозрило меня в чём-то непристойном; что я предал государство. Это командование виновато, что солдаты  в плен попадали. Наше командование вообще сбежало. Солдаты не виноваты.
Это несправедливое отношение к военнопленным, включая тех, кто воевал в Афганистане и попал в плен. Государство не поддержало их. Матери бились за них.
  Есть «синдром плена». У нас такого понятия нет. Все, кто уцелел в плену и вернулся домой, испытывают  этот синдром. 
 Посмотрите, как бывший военнопленный входит в военкомат, чуть ли не кланяется, горбится. Да ты иди, гордо подняв голову, по ковровым дорожкам военкомата!

   Согласна, не в чем винить тех, кто в годы войны оказался в плену!
  В фашистских лагерях были не только советские воины, но и представители разных народов. И всем, кроме советских солдат и офицеров, помогал Международный Красный Крест: продуктами, медикаментами, перевязочным материалом, одеждой. Кого-то и освобождали, благодаря Красному Кресту.  Эта помощь  Красного Креста военнопленным была зафиксирована  ещё до Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в международных документах.
 Правители СССР игнорировали эти документы. Военнопленных они вычеркнули из списка граждан Советского Союза, обозвав их «предателями». Немало их потом безвестно кануло и в советских лагерях. Какое бесчеловечное было правительство!

 Я слышала от бывших фронтовиков, что случалась на фронте и такая ситуация, что застрелился бы, только бы не попасть в плен к фашистам, да нечем было. Или ранен был и потерял сознание.
  Всем известно, что правители СССР, мнившие себя генералиссимусами, носившие военные мундиры не по праву, не подготовили страну к войне. Хотя порохом пахло задолго до того, как  гитлеровские войска напали на СССР. 
  Может, не хотели готовить, чтобы больше народа сгинуло? Как иначе объяснить, почему в первые годы  войны вооружение было допотопным, включая винтовки, пистолеты? А многим бойцам и такого оружия не хватало.

  Н.С.Хрущёв рассказывал, что Иосиф Джугашвили (псевдоним  - Сталин), узнав, что  Гитлер напал на СССР, был в шоке. Он собрал в Кремле своих сподвижников и сказал:
  - Ленин оставил нам пролетарское государство, а мы его просрали. Я отказываюсь от руководства.
  Сел в машину и уехал на ближнюю дачу. Возможно, это был единственный светлый проблеск в его  сознании, что не по Сеньке шапка.
  И пока руководители СССР выясняли, кому руководить, такие мальчики, как Устименко, Никулин, Терещенко и ещё миллионы, защищали  государственную границу… своими телами.

      Мой отец был призван в армию в первые дни войны. Ему было 24 года. Он ушёл на фронт в гражданской одежде. Потом его зачислили в список без вести пропавших. Но после войны нашёлся очевидец, который видел, как отец был расстрелян фашиствующими румынами. 
  Мама не поверила этому рассказу и спросила: «А в чём он был?». Очевидец ответил: «В белой рубашке-косоворотке с вышитым воротом». Именно в такой одежде отец ушёл на фронт. Скорее, это была легенда. Я предполагаю, что мой отец погиб в 1941 году, возможно, в гражданской одежде; но где и как, не известно и до сих пор.
  Многие бывшие военнопленные, как и без вести пропавшие – и до сих пор вне какого бы то ни было внимания. А ведь первые удары фашистов именно они приняли на себя.

 Получается, что бойцам не хватало воинского обмундирования, оружия…У многих не было при себе никаких документов. А военкоматы или совсем не вели учёт тех, кого направляли на фронт, или вели его, спустя рукава.
 Я не верю, когда говорят, что из-за суеверия бойцы не носили с собой «ладанки», в которых были сведения: кто, где родился, где живут родные и т.д. Вероятнее всего, этих «ладанок» в 1941-1942  годы просто не было. Потому-то и находят сейчас поисковики безымянные останки солдат и офицеров.

 Вернусь к свидетельству Юрия Никулина. Из его книги «Почти серьёзно…». 1941 год, начало  войны. Враг приближался к Ленинграду. Сдали Выборг. Отступление пехоты. «Вереницы измотанных, запылённых людей молча шли по направлению к Ленинграду», - вспоминал Никулин. И дальше о том, что он и бойцы, которые были на наблюдательном пункте, ждали, что им дадут команду уходить. А вместо этого:
« - Ждите распоряжений, а пока держитесь до последнего патрона.
  А у нас на пятерых три допотопных бельгийских винтовки и к ним сорок патронов».

  И ещё о мальчиках-бойцах, сразу же погибших, или, как Владимир Устименко, попавших в плен. В феврале 2013 г. по каналу ТВЦ прошёл английский фильм «Война Фойла». Сюжет: война и много обожжённых лётчиков. Командование взяло в аренду старинный замок,  и там был открыт ожоговый центр. Однажды с проверкой приехал туда инспектор министерства. Наблюдая за страданиями обмотанных бинтами лётчиков, он сказал:
  - Они ещё так молоды, а сколько мы от них требуем!
  А ещё в этом фильме шла речь о таком важном понятии, как предел человеческих возможностей.

  В СССР таких понятий не признавали. 

  Проверяли ли Владимира Устименко соответствующие органы, когда он демобилизовался? Проверяли. И не 1,5 года, как  бывший военнопленный Георгий Хольный, он был под следствием,  а много больше. 
 К сожалению, я пока не могу найти письма Владимира Саввича, в которых он об этом рассказывает. Но помню, он писал, что прошло уже много лет после войны. И однажды давно знакомый мужчина, с которым он не дружил, но раскланивался при встречах, признался, что был следователем и вёл его дело. 
 И подробности: как за звукооператором наблюдали, подслушивали его разговоры и прочее такое. Представляю, какой шок от этого признания испытал ни в чём не повинный фронтовик! Но, возможно, он чувствовал ту таинственную слежку.

  В одном из писем Владимир Саввич  признался, что пишет  большое  стихотворение «Сердце солдата» или «Великой войны рядовой». В нём есть и такие строчки:
  Волею божьей вернулся домой
  Великой войны рядовой – 
  Не победитель и не герой
  (А как же – из плена!), судимый молвой…
  
  Чтобы закончить грустную тему о войне, приведу  один эпизод из письма Владимира Устименко от 3 июня 1994 года. Он уже на пенсии, болеет, старается «просто тихо жить». Но не получается  жить тихо:
  « Хотя однажды я взорвался. Было это во время чествования ветеранов войны в Союзе кинематографистов 6 мая 1994 г. СК Белоруссии устроил нам очень приличный, достойный банкет…И вот (здесь названы имя и фамилия, но я решила их исключить) один из ветеранов (уже пьяный) высказался, примерно, так: «А зачем мы воевали? Жили бы сейчас, как люди. И какой ценой досталась победа!».
 И я, зная, что ещё один участник этого вечера - Евгений Павлович Соколов посвящает оставшиеся годы жизни (ему под 80 лет) поискам материалов для книги о наших потерях и о бездарности советских офицеров в Великой Отечественной войне, встал (уже после 3-й рюмки) и очень внятно, под аплодисменты, заявил: 
   -  Когда я слышу – зачем ты воевал; не воевал бы, так пил бы сейчас баварское пиво, отвечаю: я воевал, потому что на нас напали, напали на мою Родину. 
 А на вопрос: «Какой ценой досталась победа?», отвечаю: воевали, как могли. И победили! Какое мы имеем право сегодня осуждать офицера, выводившего своё подразделение из окружения, и решившего прорываться на восток?  Да, он потерял при этом 10-20 % личного состава. Но те, кто смог  выйти из окружения, воевали, дошли до Берлина. 
  Как тот офицер мог знать, куда прорываться, если только сегодня (через пятьдесят с лишним лет!), изучив все карты генеральных штабов, стало известно, что если бы тот офицер взял курс на юг, то потери были бы значительно меньше?
  Да, чтобы ошибки не повторялись, этим должны заниматься военные специалисты, историки и изучать в военных учебных заведениях. А зачем создавать средствами кино (для будущих поколений) образ советского командира-дурака? Кому это на руку?
  Очень обидно, что этой неблаговидной затеей занимаются бывшие фронтовики».

  А теперь о кино.
  Владимир Саввич занимался своей любимой работой – озвучиванием фильмов – с 1951 по 1992 годы. Можно  представить, какой большой получится  список  лишь документальных и научно-популярных фильмов. Но работал он и в команде тех, кто снимал художественные фильмы. Из его писем выберу несколько последних кинокартин.

  Летом 1987 года он с киногруппой выехал в г. Гродно на съёмки нового фильма
«Воля Вселенной» (фильм детский, художественный, односерийный; снимали в Гродно, Минске, Ленинграде). Весной 1988 года кинокартина была закончена.

  Владимир Саввич написал: 
    «В кино рутина. Нет веры в то, что от твоей ретивости что-то может измениться…
«Воля Вселенной» должен выйти на всесоюзный экран в июле-августе. Фильм без претензии. Я ненавижу фильмы о подростках -  «Плюмбум», «Чужая Белая и Рябой», сделанных достаточно талантливо, но мрачных; как их называют, фильмы - чернуха, сеющие безысходность в легко ранимые юные души.
«Воля Вселенной» - фильм о подростке, поддавшемся чарам гуру-шарлатана, создан менее талантливой рукой. Но в нём есть намёк на освобождение и что-то светлое. Во всяком случае, фильм, если не очень заинтересует, то не ранит юные души».

 Премьера этого фильма состоялась 13 апреля 1988 года в Минске. Из приглашения: «Уважаемый товарищ! Совет Республиканского Дома кинематографистов, секция художественного кино СК БССР приглашает Вас на ПРЕМЬЕРУ художественного фильма «Воля Вселенной».
  А дальше перечень создателей фильма: сценарий Л.Ризина, режиссёр-постановщик Д.Михлеев, оператор-постановщик А.Калашников, художник-постановщик В.Гавриков, композитор Э.Артемьев, звукооператор В.Устименко. И, конечно, костюмы, грим, монтаж, ассистенты, актёры…

 Из письма от 1.03.1988 г.:
  «На студии («Беларусьфильм»), как и во всем кинематографе, ералаш! Мне кажется, всё запуталось, никто не знает, что и как делать. Хотим что-то внедрить новое, но старыми представлениями и методами.
  Сейчас встревожены все мои молодые коллеги – звукооператоры. В новой модели кинематографа  мы не попали в «первый список создателей фильма», куда, наряду с режиссёром-постановщиком, оператором-постановщиком, художником-постановщиком, внесены директора картин, администраторы и редакторы.
 А это: и плёвое отношение к нашей профессии, и будущая «культура звука» кинематографа, и наше материальное положение… 
 Все зашевелились. Что-то надо делать! Но я уже ни во что не верю. Никаких планов. Время такое, что могут дать мне работу, а могут и сказать: «Вам пора отдыхать». Хотя я, в общем-то, очень легко и успешно справился с фильмом «Воля Вселенной», и мог бы продолжать в том же духе».

 Из письма от 24.04.1988 г.:
  «В марте был в Болшево на Всесоюзном семинаре звукооператоров (с 10 по 19 марта). Интересно, что в Болшево 20 лет назад, в марте 1968 г., было Всесоюзное совещание на тему «Звуковое решение фильма». Парадоксально, но факт – проблемы те же, всё осталось, как было тогда, но всё стало острее, нетерпимее…
 Это и проблема общей культуры звука в кинематографе, и проблема ВГИКа, который готовит (как с гордостью назвал себя один белорусский выпускник ВГИКа: «Я режиссёр изображения») режиссёров изображения. 
  ВГИК, как бы не заметил, что кинематограф стал звуковым и, в отличие от языка немого кино, «заговорил» новым языком – языком звукового киноискусства. Это и проблемы техники, стереофонии, и положения звукооператора. 
 А положение со звуком в кино сложилось, я бы сказал, катастрофическое. Дело в том, что западный кинематограф внедрил многоканальную систему звукозаписи Долби-стерео, систему,  как пишет пресса, «фантастическую по силе воздействия звуковой среды». И теперь мы не можем достойно «прокатать» закупленные западные фильмы у себя, а наши фильмы не конкурентоспособны из-за примитивного монофонического звучания».

   В письме от 30.05.1988 г.:
   «Сегодня состоялся пленум  Союза кинематографистов БССР. Полная профанация! Никто не знает, что делать. Госкино ещё есть, но уже и нет – кино вливается в Министерство культуры. Оскорблённый Туров заявил, что, если всё будет, как сейчас, то он выйдет из Союза кинематографистов – это не его союз.
  Прокатчики взывают: «Дайте хорошие фильмы! Горим! Теряем зрителя!».
  Жора Вдовенков кричал, что надо сократить программу (из 15 фильмов делать 5), сократить 1000 человек на киностудии, оставить 500…   А, в общем, налицо явный дефицит умных, масштабно мыслящих, ответственных людей. Это ужасно!
  Прочитал «Заговор» и интервью Нонны Мордюковой. Нонна – умница. Удивительно тонко чувствует ситуацию. Да, боль у нас с ней одна».

(Справка из энциклопедического словаря:  Туров Виктор Тимофеевич (1936-1996), белорусский кинорежиссёр, народный артист СССР. Фильмы: «Война под крышами», «Сыновья уходят в бой» (оба 1971 г.), «Точка отсчёта» (1980), «Люди на болоте» (1982), «Дыхание грозы» (1983)… Лауреат Государственной премии СССР (1984).
  Какие мрачные названия фильмов! Могу ошибаться, но, кажется, В.Туров всё же уехал из Минска в Москву.

   Из письма от 3 июля 1988 г.:
  «О кино говорить не хочется. Считаю, что наше кино в тупиковом положении: как в творческом (из-за дефицита сценариев и режиссуры), так и в техническом.
  Как-то студенты ЛИКИ (ЛИКа?) (где учился Саша – сын В.У.) разговорили меня. Я им: о выразительности звука в кино, о новой стереофонической системе Долби-стерео. А один 4-курсник (будущий работник телевидения) прямо меня спросил: «Скажите, а сколько ещё просуществует кинематограф?». 
  Вопрос не так наивен, как кажется на первый взгляд. Телевидение и видеосалоны катастрофически отнимают зрителя у кинематографа. И если кинематограф не найдёт свою тематическую сферу и новые форматы выразительности, доведённые до совершенства (а надежды на это мало), то он обречён». 

  Из письма 10.10.89 г. Вильнюс, гостиница «Гинтарис»:
  «Я сейчас в экспедиции в Вильнюсе; в Литве уже третий месяц. Снимаем телевизионный художественный фильм «Крест милосердия» (авторы сценария В.Ковтун, Ф.Конев, режиссёр Д.Нижниковская, оператор О. Авдеев). Фильм о белорусской поэтессе Алоизе Пашкевич. 
  Дела идут туго, в сроки не укладываемся. По этому поводу я сочинил две эпиграммы:

1. Кинематограф

    От рождения немой
    Стал сегодня звуковой.
    Первый с младшим не дружил
    Треском камер звук душил…

2. «Крест милосердия»

                            Группа пашет без просвета
                            Мокрой осенью от лета…

Побледнели Светы, Тани… Озверели Вити, Вани. Тает верность жён, невест… Милосердный стонет крест!

  Наверное, эти писульки приоткрывают атмосферу, в которой мы трудимся.
   Кинофильм «Крест милосердия» мы должны сдать в этом году. Монтажно-тонировочный период (ноябрь, декабрь) – самое жаркое время для звукооператора. В мои годы, дай Бог, не свалиться».

   Письмо от 27.12.1991 г.:
   «Сейчас тружусь над картиной «Белое озеро» - односерийный художественный фильм. Режиссёр Мартынюк. Фильм о судьбе двух детей: мальчику 8-10, а девочке 15 лет. Они попадают в разные сложные ситуации, вплоть до того, что она оказывается в среде сутенёров, пьёт, практически становится проституткой (как это модно сегодня!!!), а мальчик – маленький рыцарь, всё время пытается удержать её от дурных поступков.
  Фильм с погонями, рокерами, довольно динамичен. Правда, конечно, уступает по остроте драматургии аналогичному американскому фильму «Не хочу умирать» (прошёл по центральному телевидению).

 Наш фильм грустный. И, как сказал режиссёр, если в конце фильма кто-то всплакнёт, то цель будет достигнута. Дети не погибают физически; я склоняю режиссёра оставить «луч света». 
 А если уж вызывать слезу зрителя, то надо бы в начале фильма дать портреты благополучных героев в школьных костюмах, а в финале под мелодию «Ave Maria» (как задумано в сценарии) – те же портретики в чёрных рамках. Это был бы логически вытекающий финал. Дети живы, но души их погублены.
  Не знаю, что предпримет режиссёр, но портретики уже сняты (пока без рамок), как бы только для начала фильма».

 А в мае 1992 года Владимир Саввич написал:
  «На работе всё очень благополучно. Закончили «Белое озеро». По моей части, всё прошло легко и в удовольствие. Фильм получился. Надеемся на признание зрителей.
  Большое спасибо за поздравление с Днём Победы. Как бы там ни было, а этот день - самый, самый (а, может, и единственный) настоящий праздник в моей нелёгкой судьбе».

 Из письма от 20 декабря 1994 г.:
   «17 декабря праздновали 70-летие Белорусского кино. Был вечер на киностудии «Беларусьфильм». Вручались грамоты, ценные подарки от Министерства культуры республики деятелям белорусского кино, внесшим свой вклад в его развитие за прошедшие годы. Среди награждённых, в основном, действующие режиссёры, операторы, артисты и отставное начальство – бывший министр Матвеев, бывший директор киностудии Горбачев (Горсачев?) и др. Из старых пенсионеров не забыли Вейнеровича.
   Наш звукоцех отметил праздник отменно: шикарный стол с бананами и апельсинами, танцами и просмотр фильмов о ЛИКовцах, где все молодые, энергичные, весёлые, красивые. Родной звукоцех не забыл и о ветеранах».

   Из письма от 24 мая 1995 г.:
  «50-летие победы над Германией   Белоруссия  отметила по большому счёту, в меру своих возможностей, широко и достойно поздравив ветеранов. 
 Я получил медаль «50 лет победы над Германией», подарок - радиоприёмник и большую продовольственную посылку. Союз кинематографистов и «Беларусьфильм»  устроили банкет с «морем» горячительных напитков и очень приличной закуской. 
  Нас – участников войны -  в Союзе кинематографистов БССР осталось 35 человек. Смогли явиться, кто в сопровождении дочери, кого-то привезли на машине – не более двадцати пяти. Были Пётр Василевский, Вейнерович,  Кормунин (актёр), бедный, совсем слепой…
 Но, в общем, обстановка была тёплая. Может, со стороны, жалкая. Все мы уже давно не юноши.

  После военного парада прошли ветераны - от площади Ленина до площади Победы. Потом перед площадью Победы к нам присоединился ликующий народ. Стихийно образовалась многотысячная демонстрация. Как было раньше…
 Мне кажется, что праздник пришёлся по душе молодёжи. Народ соскучился по таким общественным мероприятиям. Все парки и улицы нарядно украшенного Минска впервые (со времени начала перестройки в СССР) заполнились гуляющим народом. Перед вечером заморосил дождь, но толпы людей под зонтиками встречали праздничный салют. В общем, праздник удался!
 Праздновали и мы – счастливчики, ветераны войны, дожившие до этого дня».

  Владимира Устименко волновало всё, что касалось кино. Признался в одном из писем: «У меня накопилось много мыслей по перестройке кинематографа». Он писал «Реплики» в газету «Советская культура» и другие. Не опубликовали.
  За два месяца до очередного съезда Союза кинематографистов БССР в 1990 году
написал большую статью для «ЛiМа» (литературная газета на белорусском языке):
    - Опять о нашем несчастном кино. Редактор сказал: «Добра. Будзем рыхтовачь до друку» (будем готовить к печати)… Прошло 2 месяца… Заверения в «ЛiМе», что моя статья будет опубликована, лишили меня возможности попытаться  опубликовать её  в другой газете. И сделано это было сознательно, так как знали, что будет съезд. 
  Съезд прошёл в своём традиционном хаосе групповых амбиций, так  что никакая сила (тем более, статья какого-то звукооператора, «старого маразматика») не смогла бы повлиять на ход событий.

  В письмах Владимира Саввича упоминаются белорусские кинематографисты:
режиссёры Ясинский, Дашук, Цявловский, Лысятов, которые, по его  словам, в те годы составляли костяк белорусского документального кино. А Дашук успешно выступил в художественном кино, создав фильм «Двое на острове слёз».
  К этому времени  уже ушли в мир иной его более молодые товарищи по кино: Святослав Прошин, Вадим Сукманов, Геннадий Бекаревич… С ними он мог вести творческие разговоры.

.

    Я  знала из писем, что Владимир Саввич  перенёс операцию, чувствовал слабость и усталость. Перестал ездить на фазенду – так он называл дачу. Ранее он с женой проводил там большую часть лета, если не было съёмок. С фронта  он вернулся с язвенной болезнью желудка, которая мучила его все последующие годы.
Последняя открытка от него  пришла в 1998 году. И наша связь на этом оборвалась. Предполагаю, что  В.С.Устименко умер в 1998 или в 1999 году.

  Я решила написать о нём, потому что это была творчески одарённая личность; человек  на своём месте. Он занимался тем, что знал и любил. Безусловно, за годы работы в кино, звукооператор Владимир Устименко внес свой вклад в его развитие.
  В кинопроизводстве, как и в любой другой сфере человеческой жизни, старшее поколение оставляет в наследство молодому поколению свой опыт.

  А ещё Владимир Саввич Устименко был патриотом своей страны – СССР. Он очень переживал, что Советский Союз распался и не хотел этого; так как разрушались его идеалы. 
  Патриотизм – вечное и прекрасное чувство. Идеалы помогают выживать и сохранять чувство собственного достоинства в любой ситуации.  И стоит пожалеть людей, которые скептически относятся к этим понятиям.
        Москва        15 февраля 2013 г.