КЛИМ ШИПЕНКО: «НА ПЛОЩАДКЕ Я ПРОВОЦИРУЮ КОНФЛИКТЫ, ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛИ ЗАВЕДЕНЫ»

Режиссер Клим Шипенко снял всего два полнометражных фильма – «Непрощенные» и новый «Кто я?». И оба они попали в основные программы «Кинотавра» - прошлогоднюю и нынешнюю. За основу сюжета новой ленты взята реальная история о потерявшем память парне. В ролях заняты Александр Яценко, Анатолий Белый, Виктория Толстоганова, Сергей Газарова, Сергей Галанин и даже Жанна Фриске. Кстати сказать, о красивых эротических сцен с участием певицы, известной как секс-символ, уже, кажется, знает чуть ли не каждый. О съемках картины и разнице в американском и российском кинопроизводстве Клим Шипенко рассказал в интервью журналисту РуДата.

Здравствуйте, Клим! Я видела ваш прошлый фильм «Непрощенные», и там все было очень красиво. Но фильм «Кто я?» категорически отличается от него. У него другая стилистика, даже другой образ мышления. В той истории проявилась ваша страсть к операторскому искусству, которым вы занимались в американской школе. Здесь же красивостей не так много…

Здесь не должно быть все красиво. Та история предполагала такой подход, и мне хотелось сделать ее именно так. Но в «Кто я?» я хотел одной ногой оставаться в псевдо документалистике. А кадры, которые показывают воображение героя, как раз красивые.

Когда речь заходит о воображаемых героем событиях, история становится более мягкой, лиричной. И это отличный баланс.
Но в фильме меня смутило то, что очень мало любовный линии героев Виктории Толстогановой и Анатолия Белого, только лишь небольшие наметки. Почему так?

Я хотел, чтобы в фильме была их линия. У них любовь уже была, и, возможно, еще будет. Но фильм не о них, потому я и не стал расширять эту часть. Белый и Толстоганова очень хорошо все сделали. И, может, мне хотелось бы их историю расширить… Но когда ты делаешь жанровое кино, жанр существует внутри каких-то правил. Ты не можешь вдруг начать совершенно другую историю тогда, когда у тебя детектив, саспенс, внимание зрителя приковано… Ты не так свободен, когда делаешь жанровое кино. Ты можешь позволить себе эту линию, но развить ее – нет. Механизм, все внимание зрителя держалось на том, что же произошло с этим человеком (прим.: героем Александра Яценко), что с ним будет. У меня действительно было чуть больше их линии, но я избавился от половины ее при монтаже, чтобы не потерялась интрига. В итоге ведь я заложник жанра, который я делаю. Я обслуживаю его. Он диктует мне условия, и одним из них было то, что все лишнее, что не касается интриги, должно уйти.

Почему вы выбрали на роль героини фантазий главного героя именно Жанну Фриске? Вам нужна была девушка-образ?

Мне нужна была девушка-идеал. Роль была написана на очень известную, всем известную женщину, о которой он мог бы мечтать. Сначала мы пробовали только актрис, но в какой-то момент продюсер Тимур Вайнштейн сказал: «Давай попробуем просто известных женщин». И таким образом появилась кандидатура Жанны Фриске, которую знают везде, даже в Гурзуфе (прим.: именно там, по сюжету фильма, живет главный герой). И в этом случае я не играл в поддавки, мол, поверьте мне, что это всем известная персона. У меня есть знакомые, которые действительно мечтают о Жанне Фриске – в эротическом плане, в любовном. Она – секс-символ. Естественно, она вписалась в конструкцию, где о ней мечтает парень из Гурзуфа.

Эротические сцены сняты очень красиво. Наверное, за это тоже нужно сказать спасибо вашему операторскому пристрастию…

Я вложил в эротические сцены все свое операторское, визуальное воображение, которое было подарено мне свыше.

Как вы ориентировались на то, сколько времени в фильме они должны занимать?

Я ориентировался по музыке. Я хотел, чтобы это было красиво. В фильме любовная сцена начинается с того, как он ее фотографирует, дальше все перетекает в постель, где красота, надеюсь, не уменьшилась. Мы с Жанной договорились, что это будет именно красиво. А иначе я и не хотел.

Нет ли у вас ощущение некоторой затянутости этой части?

Я хотел сделать ее некой оперой, а опера длится не пять минут.

Вы написали сценарий, оттолкнувшись от реальной истории о парне, потерявшем память, которую прочли в газете…

Таких историй совсем не много. Я нашел всего три. Именно эта история меня задела, может быть, потому, что она произошла в Севастополе, который мне дорог, потому что я там вырос. Я родился в Москве, но мой отец оттуда, и я проводил там много времени. Есть в этом и какая-то хичкоковская интрига – то, что человек не помнит, кто он. Я увидел в этом какой-то потенциал. Мой организм просто отреагировал на эту историю, и я начал додумывать – что могло с ним случиться, почему он оказался в Севастополе, в котором никого не знает, как он там оказался, получив зарплату. В картине много того, что действительно случилось с тем, реальным парнем. Он закончил работу рано, его отпустили днем, дали деньги, и потом на вокзале он в течение четырех часов стоял под дождем без памяти…

Клим, вы работали в Америке на голливудской картине…

Я проходил практику как студент.

Вы видели, как там все устроено в кинопроизводстве. Чувствуется ли разница между тем, как там, и как в России?

Огромная. В профессионализме, подготовленности группы… Здесь же все как в первый раз. Снег в Москве выпадает – и будто бы раньше такого не было, никто к этому не готов. И кино также снимается. В основной массе… В Америке за каждую должность держатся зубами, потому что люди знают, что если что-то сделают не так, то завтра на их должность придут десять человек. У нас же кризис немного помог. Но до него, когда я снимал «Непрощенных», вообще было наплевательское отношение у половины людей, потому что все понимали, что их нельзя заменить.

Вы режиссер-тиран?

Я тиран в плане того, что я хочу получить. Так-то я самый тихий человек на площадке… Я не кричу, стараюсь не тратить свою энергию попусту. Я стараюсь держать концентрацию и идти к цели, не отвлекаясь.

Люди на площадке – это ваши сообщники или ваши враги?

Я частенько провоцирую какие-то конфликты, но это только для того, чтобы все были заведены, чтобы у группы была повышенная чувствительность. Когда группа расслабленная, вялая, это все очень плохо. Мне нравится, когда люди недовольные, это хорошо, в этом что-то есть.

Хочется что-то исправить?

Конечно. А так они все сытые, довольные, они ходят, им ничего не надо, они думают про любовь, - и какое тогда кино???

У вас есть в загашнике несколько потенциальных проектов?

Да. Меня учили, что нужно знать следующие свои три проекта.

А сколько знаете вы?

Много.

Жанры разные?

Разные.

От комедии до… детского фильма?

Детского нет, но не факт, что не появится.

Какое кино вы смотрите просто для удовольствия?

Я киноман, кинофрик, киновед отчасти по образованию. Я ходил на киноведческие классы. Нужно знать врага в лицо, и потому я хотел изучить, как они думают. Так получилось, что киноведы в России в основном стали моими друзьями, а не врагами, но я изучал их мышление - как они мыслят, под каким углом рассматривают фильмы…

И, значит, вы уже не можете смотреть кино как зритель, а только как профессионал?

Когда режиссер делает меня зрителем, то я становлюсь им. Когда этого не происходит, я смотрю на то, как это сделано.

Тогда скажите, что вы смотрели как зритель?

Последний фильм Гаспара Ноэ «Вход в пустоту», из прошлогоднего Каннского конкурса. Мне очень понравилось. Из российского кино нравится мало что, но вот фильм «О чем говорят мужчины...» мне показался смешным.

Для вас важна победа на «Кинотавре»?

Приятно было бы. Я же не Перельман…

Можете рассказать о каком-то проекте, который вы начали или вот-вот начнете?

Пока у меня сценарный период. Я только пять дней назад напечатал копию фильма «Кто я?», который вы видели на «Кинотавре», и сейчас пишу сценарий один и готовлюсь ко второму.

Какой жанр того, что вы уже начали?

Это лирическая история.

9 июня 2010 года, Евгения Гутникова специально для www.rudata.ru