• 	Евгений Стычкин. 20 Кинотавр 02.jpg Евгений Стычкин

  Стоит пообщаться минут десять с Евгением Стычкиным, как поднимается настроение. Неугомонный, увлекающийся, улыбающийся, он заряжает всех и всё вокруг своей жизнерадостностью, энергией. Такой он и в кино, и в театре – безумно влюблённый в свою профессию, без остатка отдающий себя работе, с волнением и азартом берущийся за новую роль, снимающийся в кино без каскадёров. В его активе более 50 фильмов — от военной драмы до арт-хауса и комедии, от боевика до исторической картины. Ему посчастливилось работать с Глебом Панфиловым, Петром Тодоровским, Кареном Шахназаровым, Егором Кончаловским. Одна из последних ролей — в фильме Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем 2». О первых своих ролях, съёмках в картине «Бесы»; о том, зачем учился кататься на монолыже и занимался скалолазанием; как относится к современным прочтениям классики, за что любит фильм Ильи Хотиненко «Ясновидящая» и книгу чьих мемуаров издаёт — об этом и многом другом в интервью Евгения Стычкина журналисту РуДаты.

В прошлом году одним из интересных фильмов на фестивалях стал фильм Григория Константинопольского «Кошечка». Картина необычная во всех отношениях, и длинные монологи придают ей театральности. Чем для Вас, человека, который в юности в кино не собирался, о театре не помышлял, а сейчас за плечами более 50 кинокартин, много спектаклей, стал фильм, где объединились и кино, и театр?
Предложение, пришедшее мне от Григория Константинопольского, было до такой степени неожиданным и ни на что не похожим, что я, во-первых, не раздумывая, согласился, во-вторых, мне сразу захотелось быть причастным к кинематографическому действу такой степени смелости, поскольку рассчитывать на то, что четыре артиста без каких бы то ни было декораций, без партнерства, в истории без остросюжетных хитросплетений будут держать зрителя в течение более чем полутора часов, было очень самонадеянно со стороны Григория. Особенно опасен этот жанр тем, что это и не вполне кино, и не вполне театр. Это не вполне кино, так как ты практически ничем не прикрыт, ты один на крупном и среднем плане. Это не вполне театр, потому что ты не имеешь трех месяцев репетиционного процесса, предшествующего съемкам, у тебя нет времени найти невероятное количество каких-то неожиданных ходов, приспособлений, помогающих быть более интересным, более разнообразным, более захватывающим. Но это в первую очередь очень хорошая литература, которая наверно нас вытащила. Ну и мы попытались в меру своих сил что-то сделать.

Вы учились в мастерской у Джигарханяна и Филозова и, можно сказать, не успели поступить во ВГИК, как стали сниматься в кино. Как вспоминаете сейчас годы учебы, первые шаги в кино?
Я безумно влюбился в профессию. Я до этого никогда ничем так сильно не интересовался. Кинематограф? Может быть. Смотреть кино мне нравилось, но так как по телевизору кино показывали крайне мало, а видеомагнитофон у меня появился только за год до окончания школы, то, соответственно, в течение года я успел посмотреть полторы тысячи раз одни и те же фильмы с Джеки Чаном и Арнольдом Шварценеггером. У меня не было каких-то увлечений, хобби, у меня не было чего-то, что заставляло бы меня двигаться и «кипеть» до поступления во ВГИК. И это первая и в общем ни на что никогда не смененная страсть, которая заставила меня совершенно по-другому отнестись к своей жизни, своему времени, своим силам, к тому, на что надо тратить себя.

В Ваших первых работах в кино, в фильмах «Пчёлка», «Трам-тарарам, или Бухты-барахты», у Вас сложилось амплуа такого «милого мальчика». Не думаю, чтобы это был предел Ваших мечтаний. С какого момента, может быть, благодаря какой картине Вы это амплуа изменили и смогли дальше реализовывать себя?
То амплуа, которое мне изначально навязывали и в кино, и в театре, впервые мне удалось расширить и, можно сказать, даже кардинально изменить благодаря предложению Сергея Виноградова. Он предложил мне в «Машеньке» Набокова сыграть Ганина. Это был первый очень серьезный, очень глубокий актерский опыт, наверное потому, что все, сделанное мной до этого, при том, что это были очень интересные и вполне достойные роли, но все это было для меня движением по пути наименьшего сопротивления. Я делал то, что мне легче всего, и то, что первое приходило в голову режиссерам. В «Машеньке» мне приходилось играть то, о чем я имею очень отдаленное представление и для чего мне приходилось самому переделаться. Мне нужно было измениться, иначе бы мне эту роль было не сыграть. Это что касается театра.
Что касается кинематографа, Константин Мурзенко предложил мне сыграть главную роль в фильме «Апрель», на что я с восторгом согласился, уговаривать меня было не нужно. Уговаривать нужно было продюсеров, так как, кроме Мурзенко, никто не представлял в роли этого персонажа меня. Представляли Евгения Сидихина или Андрея Соколова, словом, совсем других ребят. Да, наверно, это внесло в кровь мне определенную заразу, после этого я стремился и продолжаю стремиться к максимально разноплановым ролям. Иногда теряю интересное предложение просто из-за того, что оно похоже на то, что я делал недавно. Иногда принимаю участие в том, что мне даёт возможность попытаться сделать что-то кардинально новое.

	Кошечка - съемка (89).JPG На съемках фильма «Кошечка»

Вам довелось работать со многими известными режиссерами: здесь и Карен Шахназаров, и Петр Тодоровский, Егор Кончаловский, Глеб Панфилов, Никита Михалков. Какие остались впечатления, может быть, какие-то интересные моменты особенно запали в душу?
Их очень много, это книгу надо писать. В этом смысле моя судьба сложилась невероятно счастливо. Я мог бы провести всю жизнь с утра до вечера снимаясь и не успеть сняться у половины тех великолепных, очень больших режиссеров, с кем мне посчастливилось работать. Какие моменты? Может, когда-нибудь я из глупого артиста превращусь в умного писателя и тогда что-нибудь напишу, а так это бессмысленно, и вообще... Странно, когда молодой артист говорит, что мне очень понравилось работать с Глебом Анатольевичем Панфиловым, мне кажется, он интересно работает с кадром, а Никита Сергеевич Михалков, мне кажется, неплохо работает с артистами. Какое я имею право хвалить их или судить?

Вы такой энергичный человек, неугомонный, увлекающийся... Мне кажется, что за новую роль Вы беретесь с энтузиазмом, но не столько с известным волнением, сколько с азартом. А какие роли в кино заставили Вас изрядно поволноваться?
Да все без исключения. Может, у всех по-разному, но я изрядно волнуюсь, независимо от степени серьезности роли. А роли, которые дались мне гораздо большей кровью, чем другие... Верховенский в «Бесах».
Мы должны были снять картину за неполные три месяца. Это гигантский материал, невероятный объем, огромное количество потрясающего текста, любимое мое произведение Достоевского, и поэтому это было очень страшно. Естественно, на нас лежала совсем другая ответственность, нежели если бы мы снимали даже очень хорошее произведение современного автора. И потом сам Верховенский - совершеннейшее исчадие ада, тип человека, благодаря которому 20 век сделал с Россией то, что он сделал. То, что нация фактически уничтожена, произошло по вине этих людей. Поэтому было очень страшно и невероятно ответственно и поэтому очень трудно.
Но у меня были замечательные партнеры, очень хороший, неожиданный, интересный, очень современный, очень нестандартный режиссер Феликс Шультесс. По происхождению он немец. Когда мне кто-то говорил: ой, у вас немец снимает Достоевского, я считал это диким тупым ханжеством, потому что все последние русские цари были немцами. Вряд ли их можно обвинить в недостаточной любви к России. Феликс обожает русскую культуру, очень хорошо ее знает, много лет здесь провел, но при этом не имеет такого вот страшно зашоренного представления о Достоевском, которое имеем мы, поскольку у нас сложилось впечатление, что мы знаем точно, сразу, как это нужно делать, так как это наш писатель, мы его с молоком матери впитали, и поэтому мы, конечно, знаем. И в этом смысле тоже было очень тяжело, и многие артисты были и остаются даже недовольными этой работой. Потому что, когда ты хочешь переживать, страдать, думать, размышлять, а перед тобой ставятся очень тяжелые актерские задачи - ты должен, наоборот, действовать, бежать и прочее, тебе очень трудно, кажется, что у тебя отнимают роль, отнимают сцену, отнимают возможность быть интересным. Это - неправда.
Просто русской театральной, актерской природе его метод не вполне близок, из-за этого очень трудно. Но интересно, что Ирина Петровна Купченко и Леонид Мозговой с восторгом принимали все те предложения, от которых мы, более молодые артисты, считали, что должны отказываться, так как нам они казались излишне новаторскими. Картина получилась очень интересная, очень. К сожалению, у нее была нулевая прокатная судьба, но это была наверно самая серьезная, самая тяжелая моя кинематографическая работа.

У меня сложилось впечатление, что ради того, чтобы хорошо сыграть роль, Вы готовы в кратчайшие сроки научиться тому, что никогда не делали, например, надо фехтовать — возьметесь за шпагу, нужно ездить верхом — отправитесь в манеж. Были ли случаи в Вашей практике, когда приходилось незадолго до каритны срочно чему-то учиться, и были ли картины, где Вы выполняли какие-то трюки без каскадеров?
Я стараюсь работать сам, хотя уже не вполне считаю это правильным, меня отучили. Но продолжаю с упрямством барана почти все делать самостоятельно, почти никогда не прибегаю к помощи каскадеров, кроме трюков, которые я просто физически при всем желании не могу выполнить. Я учусь, хожу заниматься и набираю в свой арсенал новые трюки, новые умения и, конечно, для каждой работы, предварительно обсудив это с режиссером, я стараюсь чему-то новому научиться. Я учился скакать на лошади для роли Лермонтова в фильме Натальи Сергеевны Бондарчук, который мы, к сожалению, так и не сняли и наверно теперь не снимем.
Наталья Сергеевна сняла фильм о Пушкине, где я сыграл Лермонтова («Пушкин. Последняя дуэль» — Прим. Е.Г.), и после этого мы должны были снимать фильм о Лермонтове, но пришел год Гоголя и в связи с этим – а мы уже запустились, сняли несколько сцен, - люди, которые давали деньги, сказали нет, мол, сейчас давайте нам лучше Гоголя, так как год Гоголя, а с Лермонтовым мы потом как-нибудь. Съемки заняли у Натальи Сергеевны еще четыре года жизни. И я моложе не становлюсь, а Лермонтов, как это ни парадоксально, взрослее не становится, поэтому не знаю, вернемся ли мы к этому проекту когда-нибудь. Но тем не менее я для этого фильма, как остервенелый, занимался конным спортом, брал препятствия, я даже начал играть на скрипке. В этом смысле роль Лермонтова требовала от меня как от артиста, ее исполняющего, многих умений потому, что Михаил Юрьевич великолепно фехтовал, блестяще ездил на лошади, естественно, владел свободно французским, играл на скрипке и так далее. Другими словами, из уважения к поэту надо было всему этому по-настоящему научиться И таких, наверно, много есть примеров.
Для одной работы пришлось учиться кататься на монолыже на воде. Подписал контракт, что я умею. До съемок оставалось чуть больше месяца, а я монолыжу в глаза не видел. Я уехал на месяц в Турцию, целый месяц три часа утром и три часа после обеда занимался водными лыжами.
Я занимался скалолазанием для фильма «Холостяки» и буквально снимал себе с рук кожу, поскольку, когда быстро начинаешь это занятие осваивать, кожа должна долго привыкать к этому. В итоге пригодилось это умение у Никиты Михалкова в фильме «Утомлённые солнцем-2» . Это то, почему артисту необязательно иметь хобби. Хорошо, если оно у кого-то есть, но у меня на это времени не очень хватает. Только в том случае, если профессия от меня требует, а профессия всегда требует. Хотя даже если новая роль не требует от тебя каких-то навыков, ты же можешь придумать себе, чем бы заняться для этой роли.

	Евгений Стычкин 01.jpg

А петь в фильмах приходилось?
С этого практически началась моя профессиональная деятельность. Одним из первых спектаклей моих был «А чой-то ты во фраке?» в Театре школы современной пьесы, где требовался артист в более молодой состав для Альберта Леонидовича Филозова. Альберт Леонидович пригласил весь наш курс пробоваться, мы все пошли. Я пошел, ничуточки не смущаясь и не боясь, так как понимал, что это ко мне не имеет ни малейшего отношения. Нужен был герой, который блистательно владел собственным голосом и вообще прекрасно пел. Я до сих пор иногда пою этот спектакль. Играю его уже 15 лет, с большими перерывами, иногда могу его полгода и год не играть, но все равно играю каждый раз, когда мне предлагают, соглашаюсь с удовольствием.

С такими перерывами нелегко вспомнить наверно роль, надо подготовиться? Или все роли держите в голове?
С одной стороны – да, нужно подготовиться. С другой стороны, я могу забывать слова, не помнить слово «вилка» или «торшер» и это слово искать в каких-то мозговых ячейках, пять минут заикаясь, отчего собеседник будет приходить в полное бешенство, а при этом слова ролей я никогда не забываю так же, как и танцы. То есть все, что имеет отношение к профессии, я обычно очень надолго запечатываю куда-то себе в память. К сожалению. Я имею в виду «к сожалению» потому, что не могу настроить аппарат таким образом, чтобы запоминать и все остальное так же хорошо, как помню слова спектаклей. Я никогда не повторяю перед спектаклем роли, у меня для каждого спектакля есть некий монолог, который является камертоном, который я повторяю, настраиваясь и думая о роли днем. А текст я никогда не повторяю. Было наверно пару раз, когда я что-нибудь забыл, но обычно не забываю ничего. А так как оговариваюсь я всегда – и в нормальной жизни, и на сцене, то тут репетировать бессмысленно, я все равно буду оговариваться.

Вы играли в спектакле «Чарли Ча». Мне кажется, сложно привнести что-то новое в уже сложившееся представление многих людей об известной личности. В рецензии на спектакль один автор заметила, что в нем много пантомимических эпизодов и что Вы мастерски передаете жестом, взглядом переживания героя, мол, Вам хоть сейчас в немое кино. Вы бы стали сниматься в немом кино, если бы поступило такое предложение, и чем бы оно Вас привлекло?
Это очень умозрительно. Я бы, наверно, принял предложение. В зависимости от режиссера и от сценария я бы принял все оригинальное. Интересно попробовать довольствоваться только пластикой и не иметь возможности ничего сказать зрителю. Что касается «представлений» о Чаплине... Как-то сложилось в моей жизни, что я много играл исторических личностей разной степени очарования и отвратительности, у меня есть и Гитлер, и Сталин.

Сложнее работать над таким образом?
Думаю, у каждого есть свое представление о том, каким этот образ должен быть, поэтому сложнее, просто опаснее, так как чье-то представление с твоим не совпадает и тогда зритель тебе не верит и такого Чаплина или Сталина не хочет. Но все, что мы делаем, это ведь вещи крайне субъективные, и поэтому, мне кажется, бояться этого не нужно, нужно честно выдавать свое представление о том, как ты это видишь и что ты об этом думаешь.Если у кого-то его видение с твоим не совпадает - ничего страшного, совершенно необязательно ты должен всем нравиться.

Как Вы относитесь к модным ныне современным прочтениям классики или перенесению действия классического произведения в современность в театре, в кино?
Это не модное ныне, это делали испокон веков все. Шекспир переносил то, что до него писалось, в свое время. И так далее. Это делали все всегда испокон веков. Брали старые сюжеты - Фауст, Гамлет, Дон Жуан, которые а) всем известны, б) идеально проверили себя временем, и переносили в более привычную обстановку или в обстановку и время, не соответствующие тому, в которых эти сюжеты, эти истории происходили в первоисточнике. Да, с одной стороны, это интересно, с другой - страшно опасно. И зависит всегда от таланта человека, который это делает. Как и всё в искусстве.
Опасно тем, что то огромное количество переживаний, занимавших людей даже сто лет назад, сейчас переживаниями не являются, то, из-за чего люди стрелялись или шли на каторгу, сейчас не заставит 99 из 100 моргнуть глазом. И наоборот: то, что сейчас кажется невероятно важным, тогда не имело значения и казалось пошлостью думать об этом и тем более разговаривать. В связи с этим очень часто, перенося классическое произведение в современность, мы обрекаем себя на то, что будем лгать. Просто потому, что наши современники так не чувствуют, не думают, не переживают. Но иногда это возможно, иногда, немного сместив акценты, художнику удается добиться правды и работать с этим интересно.

Говоря о моде, я имела в виду, что при постановке спектакля привносят настолько много новаторских решений, что ты уже начинаешь терять суть. Как Вы относитесь к подобному новаторству?
Искусство имеет право на что угодно, если это убеждает зрителей или если в этом убежден художник. Правил не существует никаких. Другое дело, если в каком-то произведении Шекспира переодеть стражников в костюмы ОМОНа. Тут уже вопрос не в новаторстве, это сделали примерно 60 лет назад и с тех пор сделали все, кому не лень, во всех возможных вариантах, и это просто скучно. А боюсь ли я каких-то новаторских вещей на сцене и в кино? Нет, не боюсь. Я читал сценарий, к сожалению, не успел принять в этом участие, когда Владимир Мирзоев снимал «Бориса Годунова», и действие разворачивается сегодня, и сценарий блистательный, и я уверен, что это будет очень, очень интересно. Тут вопрос только в том, в чем художник видит свою задачу. Если задача эпатировать публику тем, что леди Макбет смотрит телевизор, тогда это пошлость и главное - это ничего не дает, кроме того, что отвлекает тебя от сюжета. Если же художник стремится решать более глубокие задачи, то он имеет право на что угодно, в том числе и перемещать действие в любое время.

	Владимир Ильин с женой Панкратов Стычкин.jpg Владимир Ильин с женой, Александр Панкратов-Черный, Евгений Стычкин

Расскажите немного о Ваших последних работах в кино: у Шахназарова в «Палате № 6», у Михалкова в «Утомленных солнцем 2», в «Ясновидящей» у Ильи Хотиненко...
«Ясновидящая». Мне предложил Илья Хотиненко сценарий этого фильма, он назывался «Дар», название, которое, кстати, гораздо больше мне нравится, чем «Ясновидящая». Но оно, видимо, было сочтено непрокатным.
Я сразу согласился. Мне сценарий очень понравился, с Ильей мне работать крайне интересно, и Илья, сидя за столом, рассказал почти всю картину покадрово. Он прекрасно представлял, как хочет это сделать, и в общем добился почти 100%-ного соответствия его желания тому, что мы сняли. Эта картина очень мною любимая по всем причинам: там совершенно прекрасный оператор - Денис Аларкон Рамирес, прекрасный, и, конечно, с таким оператором работать огромное удовольствие. В этой картине снималась моя мама, Ксения Рябинкина, играла самую плохую ясновидящую, ненастоящую. И для меня это очень важно, потому что мама очень хорошая актриса и мне очень нравится, когда она снимается, и плюс еще мне эта роль ее очень понравилась. Снимался там Денис Бургазлиев, с которым мы с «Апреля» стали друзьями. И мне очень давно хотелось еще раз с ним посотрудничать. Мы играем двух друзей, мы очень о многом успели поговорить. Вообще наша профессия в этом смысле уникальная, потому что то, о чем ты иногда стесняешься говорить в жизни, ты не стесняешься говорить в репетициях и в подготовке к работе над картиной. Илья предложил мне невероятно интересную роль, я снимался от начала до конца с удовольствием . К сожалению, сейчас, я так понимаю, в нашем кинематографе какой-то странный период, я имею в виду особенно в прокатной судьбе всего нашего кинематографа в целом и этой картины в частности, поэтому не очень понятно, что в конце концов с ней произошло.
Карен Георгиевич Шахназаров предложил мне сниматься в «Палате № 6». К слову о переносе классического произведения в современность, даже при том, что мы говорим языком Чехова, который, конечно, не свойствен нашим современникам, я не вижу в этом никакой натяжки. Это позволяет нам немножечко возвыситься над действительностью, немножечко оторваться от быта, немножечко напомнить, что: друзья, мы не пытаемся напугать вас тем, какой ужас происходит в одной, отдельно взятой психиатрической больнице, а пытаемся разобраться, что происходит вообще с людьми – кто здоров, кто болен, что происходит с нашим государством и так далее.
Что касается «Утомлённых солнцем 2», то... Мне всегда хотелось приобщиться к жанру супермегаблокбастер, и, естественно, было интересно, как все это происходит, как бывает, когда четыре тысячи человек куда-то бегут по мановению дирижерской палочки. И потом Никита Сергеевич таким образом работает с артистами, что после этого даже камни начинают хорошо играть. Это, конечно, чревато тем, что мы все немножечко на Никиту Сергеевича похожи в конечном итоге, немножечко перенимаем от него манеру говорить, двигаться. Впрочем, и это тоже не страшно, потому что артист он - блистательный.
А еще часть прошлого года я потратил на то, чтобы выпустить книгу моей бабушки. Она когда-то написала мемуары, которые не собиралась публиковать. Бабушка писала их для себя, в стол, тем более, что в то время, когда она их писала, публиковать их было бы опасно. Мы их нашли и добавили много фотографий. Изначально я планировал это сделать как усложненный семейный альбом тире архив, как историю моей семьи на протяжении 70 лет для того, чтобы мои дети - а я надеюсь, что мне хватит ума донести им историю семьи, - их дети, дети их детей и так далее знали, кем были их предки. Поскольку мы обычно ничегошеньки не знаем, и проследить свою генеалогию больше, чем на два поколения назад, могут единицы, и это, конечно, страшно обидно: потому что в этом сила общества, потому что это очень интересно, потому что люди меняются в гораздо большей степени, чем нам кажется, и то, каким мы себе представляем ушедшее время, очень сильно отличается от того, каким оно было на самом деле.
И в бабушкиных мемуарах есть какие-то совершенно невероятные вещи, неожиданные, учитывая то, что она была одновременно дочкой белого генерала и при этом почти всю жизнь убежденной большевичкой. Она вступила в партию перед войной, так как немцы непременно расстреливали большевиков. Вступила в партию и до конца жизни была абсолютно советским гражданином, и это при замученном в лагере родном брате, при всех расстрелянных, высланных, эмигрировавших, при всем отнятом и так далее. И феномен того, что произошло с нашей страной, в ее записях очень хорошо прослеживается - где мы были и куда и как проследовали. Я ни в коей мере не рассчитываю на то, что это будет заработок, бизнеса из этого не получится. Книга в печати, выйдет в свет через 2-3 недели. Издает студия «Мохин дизайн», очень профессиональная. Они великолепно сделали пять лет назад книгу о сестрах Рябинкиных, о моей тете и маме, и поэтому я к ним обратился с этим предложением. Книга называется «Моя жизнь». Автор – Алла Цабель.

	Утомлённые солнцем 2 (30).jpg Кадр из фильма «Утомлённые солнцем 2: Предстояние»

Для Вас важно, чтобы Ваш герой был чем-то похож на Вас, может быть, чертами характера, мировоззрением, мечтами? Или интерес в максимальном перевоплощении?
Я не очень думаю о том, до какой степени герой должен быть похож на меня или не похож. Я просто леплю некий образ, который частично делаю я, частично режиссер, частично текст, частично он сам вылепливается из совокупности всех факторов. Опасность есть другая: что переживания и опыт моего героя мне в какой-то доле передаются.

Над чем Вы сейчас работаете?
Я репетирую с Владимиром Агеевым пьесу под названием «Ближе», мы заканчиваем уже репетиционный процесс. Даётся мне эта пьеса крайне трудно. Как сказал мой друг, Григорий Перель, это потому, что пьеса про соседей наших - человечков, а мне интересно про героев и богов. Также я начинаю сниматься в «Белой гвардии» Михаила Булгакова. Радости моей нет предела, так как это одно из моих любимых произведений русской литературы. И оно, безусловно, про героев и богов.

21 апреля 2010 года, Екатерина Гоголева специально для www.rudata.ru